– Нет, с ним Бак и Шапи только, – простодушно проболтался кучерявый.

Хаимович бросил грустный взгляд на вольер Доджа:

– Ясно, а кто главный за Беркута остается?

– Сапёр.

Альберт Борисович вспомнил, что Сапёром называли бойца, который входил в ближайшее окружение Беркута. Но ученый не знал, что Сапёр был тем самым автоматчиком, который хотел добить раненого профессора на дороге, если бы ему не помешал однорукий Бак.

Следующие пару часов прошли в тяжелой монотонной работе, которая, однако, не мешала Хаимовичу обдумывать план побега. «Если главного не будет, то бдительность в лагере ослабнет. Этого Сапера не так боятся, как Беркута. Значит, надо бежать сегодня же ночью. Хоть Пушкин и сказал, что они на несколько дней уезжают, но планы могут перемениться, нельзя упускать шанс. Вот только Додж, Додж, Додж… Беркут заберет его с собой, я не смогу ему помешать. Что же делать?» – вопрос с четвероногим другом больше всего занимал Альберта Борисовича.

Он уже успел приметить место, где лучше выбраться за периметр, продумал время и что сказать Тане. Но вот как поступить с Доджем не мог придумать: «Бежать без Доджа или ждать другого момента? Но вот когда представится этот «другой момент»?

Хаимович кожей чувствовал, что каждый день в этом поселке мог стать для него последним. Беркут больше не разговаривал с ним, но профессор несколько раз ловил на себе тяжелый взгляд своего бывшего подопытного и понимал, что в любой момент главарь может начать ставить «опыты» над ним. Вернее, он уже начал, неспроста ученому поручали самую тяжелую и грязную работу.

Наконец, этот мучительный день закончился. Альберт Борисович умылся и с трудом доплелся до столовой. Сегодня ужин показался ему вкуснее. Хаимович сидел в компании Копыта и еще нескольких мужиков и постоянно следил взглядом за Таней. На выходе из столовой он шепнул девочке: «через тридцать минут подойди к поленнице, где дрова лежат. Поняла?»

Затем профессор торопливым шагом направился к Доджу. Он не заметил Беркута за ужином и боялся, что главный уже уехал, прихватив с собой собак. Но его боксер и все остальные звери сидели в своих загонах, как ни в чем не бывало. Альберт Борисович понимал, что прямо сейчас идет прощаться с четвероногим другом. Он остановился рядом со штакетником, пес стал тыкаться носом между деревяшек. Хозяин просунул кусок хлеба, намазанный тушенкой, и собака радостно заурчала. Хаимович заморгал и почувствовал, как из правого глаза капнула слеза и покатилась по его колючей бороде. Мужчина стиснул зубы и как мальчишка зашмыгал носом, чтобы не расплакаться: