Я замечаю, как она напрягается, услышав мой вопрос. Она привыкла контролировать происходящее вокруг, но сейчас ей некуда бежать. Я бы не удивилась, если бы она попыталась это сделать.

– А у тебя есть дети? – спрашивает она после долгой паузы.

Вопрос приходится по мне как удар, в то самое место, которое я наглаживала, думая, что там живет ребенок.

– Нет, – через силу говорю я.

– Тогда тебе не понять, что значит любой ценой защищать своего ребенка. Выбор был между Шабиром и моим сыном. И хочешь знать правду? – Теперь она смотрит на меня. – Если бы мне пришлось сделать это еще раз, я бы сделала. Сделала бы тысячу раз.

Но я не об этом спрашивала.

Мы добираемся до главного въезда на взлетную полосу, и я продолжаю ехать до поворота направо. Постепенно начинает проявляться мое волнение: руки на руле становятся влажными.

– Откуда ты знаешь, что им можно доверять?

– Вот как ты заговорила. Ты ведь доверилась им, когда мы поехали на склад.

– Доверилась, и что из этого вышло? Тебе надели мешок на голову и засунули в машину. Я хочу сказать, что мы сделали все, что они хотели; у нас нет козырей. Что, если это ловушка…

– Ворота, – говорит она, указывая вперед. – Слева.

Я сбрасываю скорость и подъезжаю к воротам. С другой стороны тянется длинная узкая неасфальтированная дорога.

– Кажется, это то, – говорит она, выходя из машины.

Я смотрю, как она идет в свете фар. Ветер развевает ее волосы, от нетерпения она стремится вперед всем телом. Она наклоняется осмотреть цепь, закрывающую ворота, и показывает мне проржавевший замок: он отперт. Она широко открывает ворота и снова залезает в машину.

– Поезжай вперед, пока не увидишь ангары, – говорит она. – Они сказали мне, что будут ждать нас у конца взлетной полосы.

– Но, Анна, что, если…

– Поезжай, – одергивает меня она.

Ее трясет. Наверное, у нее по венам течет адреналин, сердце колотится в груди. Я чувствую, как начинает учащаться мой пульс. Я убираю ногу с тормоза и заезжаю на длинную темную дорогу.