Я сильно дергаюсь и распахиваю глаза, лихорадочно пытаясь отыскать в темноте нападающего. Надо мной стоит Анна.
– Вставай. Поехали.
Она отнимает ладонь от моего лица, и я делаю глубокий вдох, прижимая дрожащую руку к груди, чтобы унять сердцебиение. От меня пахнет шардоне – я уговорила всю бутылку.
– Необязательно было меня душить, блин, – раздраженно говорю я, садясь на диване.
– Я не хотела, чтобы ты закричала и перебудила всех соседей. – Она идет в прихожую, едва поворачивая голову в мою сторону. – Обувайся, встретимся в машине. Ты за рулем.
Я выпрямляюсь и яростно моргаю, чтобы проснуться. Я глубоко спала, чувствую, что до сих пор не проснулась. В голове у меня туман и вата, мысли обрывочные, заплетаются, как язык пьяницы.
Шторы опущены, за окном темно. Я достаю из кармана телефон и, щурясь, смотрю на время. Два часа ночи.
Я тяжело поднимаюсь с дивана, беру сумку и, спотыкаясь, иду в полусне в прихожую. В распахнутую входную дверь проникает влажный прохладный воздух с улицы. Подъездная дорожка окутана тьмой. Только надев ботинки, выйдя на улицу и закурив сигарету, я начинаю нервничать.
Анна ждет у моей машины, нетерпеливо постукивая ногой по земле. Я открываю машину и сажусь.
– Это обязательно? – говорит она с пассажирского сиденья, глядя на сигарету.
– Да. Если бы ты дала мне пять минут, прежде чем…
– Ой, да делай что хочешь, Марго. Поехали уже. – Она открывает окно, чтобы впустить свежего воздуха. – Мы встречаемся с ним на старой взлетной полосе за городом. Ты знаешь, где это?
– Главные ворота заварили несколько лет назад.
– Там есть боковой вход. Он сказал двигаться на восток вдоль территории, пока не увижу.
– Ладно, – говорю я и завожу машину.
Мы трогаемся с места, не произнося больше ни слова.
Некоторое время мы едем молча за город и дальше по извилистым проселочным дорогам. По крайней мере двадцать минут проходит в тишине.
В такие минуты, когда мы одни и сидим так близко друг к другу, я понимаю, что мы совсем друг друга не знаем. Каждый день мы стояли бок о бок и дарили второй шанс сотням пациентов или смотрели, как другие пациенты медленно угасают, и мы все равно друг другу чужие. Я понятия не имею, кто она. Но я знаю, на что она способна.
– У тебя есть чувство вины? – спрашиваю я.