Все, во что я верила, закрывая вчера вечером глаза, разваливается на куски.

Я бегу в прихожую и сдергиваю куртку с крючка, по дороге успев поймать свое отражение в зеркале. Волосы у меня в ужасном виде после сна: примяты с одной стороны и всклокочены с другой. Я выковыриваю из глаз корки, хватаю со столика ключи и захлопываю за собой дверь.

Я нормально справлялась до того, как начала заниматься этим делом. До того как узнала про мальчика.

Я нашла баланс между тем, чтобы держать себя в руках и окончательно расклеиваться. Качели между тоской и принятием, они погружали меня в какое-то одно состояние, но всегда возвращали к другому. Я привыкла к этому процессу. Но когда я увидела этого мальчика на записи, со мной что-то произошло. Открылась рана, и мое горе полилось наружу. Теперь я в нем тону.

Я несусь к дому доктора Джонс, обгоняя одну машину за другой, вжимая педаль газа в пол.

Не могу появиться у нее в таком виде. Но мой гнев вырвался на свободу; я столько лет его сдерживала, пыталась не замечать, как он пинается, рвется, раздирает меня изнутри, прогрызая себе путь наружу. Если бы только у меня было кого обвинить, была бы одна-единственная причина испытывать ярость. Но столько всего наслоилось друг на друга, спаялось и слиплось в темную массу. Доктор Джонс разбудила зверя.

Я знаю, что она лжет. Меня снедает не просто шестое чувство или интуиция полицейского. Я знаю это как мать. Я знаю, что это значит – таить в себе отчаяние, чтобы доказывать миру, что справляешься. Я видела в ее глазах ту же самую борьбу: панику, желание защититься. Напряженную позу, которую принимают, чтобы не разъехаться по швам.

Я сворачиваю на Проспект. У себя на лужайках сидят люди, дети играют в мяч посреди улицы, подбирая его и отходя в сторону, чтобы я проехала. У них под носом неделю назад умерла женщина, но никто об этом не задумывается. То же самое люди сделали с Джейми. Неделю изливался гнев, вся страна, казалось, пришла в ужас при мысли о том, что невинного ребенка могут увести среди бела дня. Но уже через неделю, когда не появилось никаких зацепок, они направили свою злость на меня. Я была матерью, которой не удалось его защитить, матерью, которая недостаточно сильно плакала на пресс-конференции или имела совесть причесаться. Я никогда не привыкну к тому, как быстро люди меняют свою позицию.

Заезжаю к ней на подъездную дорожку и выхожу, не обращая внимания на то, что волосы у меня все в колтунах, а изо рта пахнет недавним пробуждением. Вся моя сила воли уходит на то, чтобы подавить гнев и держать его внутри.