Я поднимаю руку и стучу три раза.

За дверью лает собака. Я слышу шаги, приглушенный голос. Представляю себе ее лицо, когда она увидит меня: бледное, челюсть вот-вот упадет.

Открывается дверь.

На меня смотрит доктор Джонс, но выражение ее лица не меняется, как я предполагала. Губы у нее остаются сжатыми в нитку, в глазах застывшее выражение. Она выглядит лучше, чем в любой из предыдущих дней: чистые волосы, от кожи исходит сияние, которого раньше не было.

Рядом с ней стоит мальчик.

Я впервые вижу Зака живьем. У него пронзительно-голубые глаза, как у матери, тот же нос пуговкой. Он держится за ее руку и начинает краснеть от моего взгляда. Он выглядит не так, как я его себе представляла. Конечно, он выглядит не так.

Все это время я представляла себе Джейми.

– Да? – спрашивает доктор Джонс.

Я отрываю взгляд от мальчика и смотрю на нее, чувствуя, как глаза жжет от подступающих слез.

– Я… э-э-э… Я хотела только… – я откашливаюсь, – хотела только познакомиться с Заком.

– Зак, поздоровайся, – говорит она.

– Здравствуйте.

У него такой нежный голос, но меня он режет как бритва. Я выдавливаю из себя улыбку, хотя едва могу его разглядеть за пеленой слез.

– Я так много про тебя слышала, Зак, – говорю я хриплым голосом. – Какой ты красивый мальчик.

Он опускает глаза в пол, неловко переминаясь с ноги на ногу.

– Хочешь пойти дать Мишке вкусняшку? – говорит она, гладя его по голове. – Но только одну.

Он смотрит на свою маму глазами, полными любви и доверия. Джейми точно так же смотрел на меня.

Это невыносимо.