Я ничего не чувствую. Взрыв слез выжал из меня все соки, в голове у меня теперь пульсирует боль. Ловлю свое отражение в зеркале заднего вида, когда достаю из кармана телефон. Глаза у меня покраснели из-за лопнувших сосудов.

– Что? – резко говорю я в трубку.

– Мне очень жаль, Конати, – говорит главный инспектор Уитмен.

Он, наверное, знал, что я к ней поеду, что захочу увидеть мальчика сама. Он смотрел на часы, ждал, пока я позвоню.

– Это неправда, – говорю я, изо всех сил шмыгая носом. – Вы обожаете быть правым.

– Не в этом случае, – отвечает он тихо и серьезно. – Ты в порядке?

Когда снова подступают слезы, я едва не начинаю смеяться. Как во мне умещается столько слез?

– Не то чтобы.

Он вздыхает в ответ.

– Тебе нужно себя пожалеть. Эта боль разъедает тебя изнутри. Она разрушает тебя уже пятнадцать лет – долго ты еще будешь себя наказывать?

– Моего сына похитили, Джордж. Такое не забывается.

– Конечно нет. Я не это имею в виду. Но ты застряла, Конати. Ты погрузила себя в свое горе, цепляешься за него. Живешь, дышишь им. Ты себя убиваешь.

Я закусываю губу и мотаю головой.

– Вам не понять.

– Ну тогда помоги мне понять.

Никто мне такого не говорил, ни разу за пятнадцать лет. Даже мой бывший муж, который настолько не справился с материнским отчаянием, что свалил и оставил меня одну на руинах.

– Если я перестану его оплакивать… я его потеряю.

– Что ты имеешь в виду?

Я откидываюсь на сиденье, закрыв глаза и глубоко вдыхая. Я задерживаю вдох, пока не начинают отступать слезы.

– Если я позволю себе жить дальше, я оставлю его позади. Если я не буду цепляться за мелочи, я их потеряю. Я знаю, что потеряю.