— Ну, мне тут нечего делать, Айкараны приносят с собой слишком много шума, а я человек тихий. — Он направился к двери. — О, даже Гара-киши здесь!
Старик действительно стоял в самом конце комнаты и, прислонившись к стене, молча наблюдал за происходящим.
Однако уйти Кадымов так и не успел: с веранды уже слышались громовые раскаты айкарановского хохота, затем в комнату ввалились и сами братья — впереди старший, за ним — младшие, два близнеца. Шли отряхиваясь: на улице зарядил ливень.
— Ба, ба! Что мнэ сказали, а?! Приветствую, доктор-джан! Что мнэ сэйчас сказали, наш малыш уже начал хадить, да?
Старший подошел к Норе и мальчику и горой навис над ними.
— А ну пакажи, пакажи, пожалуйста, хочу сам, вот этими глазами пасматреть! Пакажи, как ты ходишь!
— Гайк, ему нельзя, он уже устал, — сказал Кадымов.
Тот умоляюще прижал руки к груди:
— Доктор-джан, ты ничего не панимаешь. Можно! Человеку можно все, что он умеет! Харошее, конечно, только харошее. Прашу. Только два шага! Адин! Ну полшага!
Видимо, братья были немного навеселе. Кадымов снова рассмеялся и махнул рукой: ладно уж, все равно от тебя не отделаешься.
Мальчик уже приноравливался, как половчее встать на ноги. Нора хотела было помочь ему, но старший из братьев сделал зверское лицо и зарычал на нее:
— Не тррогай!
Нора поспешно отдернула руку.
— Стаит! — дружно простонали близнецы.
— Пасматри, доктор-джан, стаит! Сам! — вторил им Гайк и неожиданно грохнул: — Урра!
Кругом рассмеялись. Надо сказать, что Айкараны относились к тому счастливому племени людей, которые были уверены, что могут оскорбить человека, если не выразить откровенно и во всю силу свои чувства, поэтому они, пожалуй, немного даже утрировали эти чувства, что, впрочем, нисколько не мешало людям верить в их неподдельность.
— Доктор-джан, — закричал старший, — ты савершил чудо! Дай я пажму твою руку. Ат всэго сэрдца! Ты азербайджанец, я армянин! Да здравствует дружба великих народов! Урра-а!
Кадымов, корчась от душившего его хохота, показал на Нору:
— Ты ей скажи спасибо, ей пожми руку, это все она.