– Ну Вы же небось тоже это все из Интернета скачали!

Меня чуть удар не хватил. Я читаю чисто авторский курс, сочиняю, думаю, придумываю, а народ считает, что я все это беру из Интернета и потом им рассказываю. Я с перепуга оформил лекцию в статью и опубликовал ее в «Вопросах философии», так как я решил, что если он так думает, то может еще эту свою курсовую загнать в Интернет и потом попробуй докажи, что это твой текст. После того как мой текст вышел в «Вопросах»[882], его растиражировали разные издания в Интернете, включили в обязательную программу по изучению Шекспира в различных университетах.

Гораздо сложнее понимать, как отзываются твои опубликованные статьи и книги. Ведь их словно на ветер бросаешь. Как у Тютчева: «Нам не дано предугадать, / Как слово наше отзовется». Я только что прилетел из Вены, с воркшопа по демократии. Когда я спросил, почему вы меня сюда пригласили, они ответили: «Вот, читаем Ваши тексты, хотим, чтобы Вы сделали для нас определенную работу». «Какие тексты?» – спросил я. «У вас немало текстов о русской демократии». Я не возражал, но неожиданно меня очень поразил один человек, который сказал: «А вообще-то одна из лучших ваших работ, на мой взгляд, это статья о Гамлете. Ведь это же – новый поворот в трактовке Шекспира!» Вот если бы мой студент не сказал, что я скачал свою лекцию из Интернета, я бы в жизни не подумал оформить ее в статью. Очевидно, это и есть обратная связь в чистом виде.

Так вот, если вернуться к тому, с чего мы начинали, то помимо Лингвистического университета, в котором я работал, повторю еще раз, это важно, – был еще Сорос, который тогда держал на плаву очень много интеллигенции, причём не только гуманитарной, но и технической. И волей-неволей пришлось расковывать язык: я ездил с лекциями по разным городам России. Тогда как раз и произошло опробование себя в роли профессора. Потом, естественно, я ездил на конференции, выступал с докладами, – это тоже, если угодно, были этапы моей преподавательской деятельности. Кончился Сорос, но привычка к преподаванию уже появилась.

Потом лекции я читал преимущественно в немецких университетах, пока Алексей Михайлович Руткевич не пригласил меня в Вышку… Тогда еще не было факультета, все находилось лишь на стадии его формирования. Поначалу я поколебался немножко, поскольку была та же идея о том, что я, мол, не хочу преподавать, а хочу писать, а Германия отнимала немного времени. Но ситуация финансовая не улучшалась, и в итоге я принял предложение, о чем не жалею, а наоборот, очень рад.