Для отца Софрония откровение Бога с именем Яхве – важнейший этап в истории богопознания и богопочитания. Это откровение «положило начало новому периоду в истории нашего мира: перед человечеством раскрылись дивные горизонты… Моисей, носитель высшей культуры современного ему Египта, не сомневался, что данное ему необычным образом откровение исходит от Того, Кто сотворил мир, – видимый и осязаемый и невидимый-умопостигаемый. Именем открывшегося ему Яхве он привлек еврейский народ последовать за ним. Новое возвышенное познание дало ему чрезвычайное могущество. Именем Яхве – “Аз есмь” – он совершил многие дивные дела, исполнил исключительно важную миссию. Ему заслуженно принадлежит неумирающая слава возвести человечество на высоту более истинного познания о Вечном».

Моисей «постиг данное ему откровение как воистину подлинное, от Бога, но в то же время он понимал, что не воспринял его во всей полноте: нечто осталось сокровенным». Весь Израиль на протяжении веков жил «под знаком ожидания того Пророка, о котором писал Моисей». И Он пришел, этот Пророк, родившись от Девы и Святого Духа.

Явление Бога во плоти «есть центральное событие и высший смысл всего мироздания. Он не отверг прообразов Ветхого Завета, но оправдал их, раскрыв в них Божественный план. Всему, что было в Законе Моисеевом и в огненных пророческих словах, Он сообщил новые измерения: универсальные, вечные. Ветхий Завет, заключенный с “избранным народом”, был светом предрассветным: самое солнце еще не показалось. Новый же Завет есть солнце в зените, совершенное Откровение об образе Божественного бытия, отразившееся на судьбах всего мира и каждого из нас; новая эра в истории человечества: все приняло иной характер, иной восход».

Архим. Софроний (Сахаров). Пророк Моисей, получающий скрижали Завета.

Икона. 1

Бог открылся Моисею не как некое отвлеченное всеединство, безличное или сверхличное, не как детерминированный космический процесс, но как «Бог живой, ипостасный». Размышляя об этом явлении, отец Софроний вопрошает: «Предстояла ли его уму непознаваемость предвечного Само-Бытия в Его Сущности; или он недоумевал, как возможно для открывшейся ему Персоны вечное метафизическое одиночество? Если Он один, то что составляет содержание жизни Его? Если Он погружен в Само-созерцание, то как может Он сообщать человеку познание о Себе, и возможно ли вообще для людей со-пребывание с Ним? Вот Он, сей Бог, согласился вести народ Израиля, но куда и зачем в конечном смысле? Непостижимыми остались для Моисея пути Промысла Его. Неприкосновенен Яхве в Сущности Своей, неизглаголан Он в образе Бытия Своего».