Когда же речь идет о человеке, то «в этих нечастых случаях промыслительной богооставленности нужно увидеть безмерное величие дара Божия». Бог не оставляет человека даже в те минуты, когда ему кажется, что Бога рядом нет, но человек должен испытать их, чтобы достичь большего совершенства. Преподобный Антоний Великий был на протяжении многих дней оставлен бороться с демонами. Когда же он изнемог от борьбы, Господь явился ему в виде огненного луча. «Где Ты был? – спросил Антоний. – Почему Ты не явился в начале, чтобы прекратить мои мучения?» И голос Божий ответил ему: «Я пребывал здесь, Антоний, но ждал, желая увидеть твою борьбу».

Прп. Антоний борется с бесами.

Клеймо иконы «Прп. Антоний Великий с житием». Греция. XVI в.

Опыт богооставленности посылается человеку для укрепления его в вере. Отец Софроний считает, что «всякому человеку, подлинно взыскавшему спасения, необходимо пройти чрез опыт богопокинутости. Моментами она может достигать такой силы, что и короткие мгновения кажутся вневременными. Такие крайние состояния ниспосылаются подвижнику не часто, но умеренная степень сего испытания может сопутствовать нам долгие годы во втором этапе духовной жизни христианина, то есть, когда промыслительно он претерпевает ослабление и даже удаление первой благодати. В этом неизбежном ослаблении есть глубокий смысл: дать человеку проявить свою свободу и верность Богу».

Центральное место в книге занимает глава «О Нетварном Свете». Это смысловая кульминация всей книги. Здесь отец Софроний обращается к тому опыту, который был наиболее ярко и подробно описан у преподобного Симеона Нового Богослова. В своих творениях Симеон повествует о том, как Божественный Свет многократно являлся ему, а потом удалялся от него, и он испытывал богооставленность. Подобные же описания мы находим у отца Софрония.

Говоря о Божественном Свете, он, прежде всего, сравнивает его с другими родами света, имеющими материальную природу: «Мне было дано переживать некоторые роды света и светов: “свет” артистического вдохновения, вызванного красотою видимого мира; “свет” философского созерцания, переходящего в мистический опыт; втиснем сюда и “свет” научного познания, всегда и неизбежно относительного достоинства; был я искушен и световыми явлениями, приносимыми духами неприязни. Но уже в зрелом возрасте, когда я возвратился ко Христу, как к Богу совершенному, осиял меня Свет безначальный. Сей дивный Свет, пусть в той мере, в которой благоволением свыше мне было дано познать, затмил все прочие, подобно тому, как восходящее солнце не дает видеть даже наиболее ярких звезд».