Святитель Григорий Палама.

Фрагмент фрески. Греция

Отдельная глава книги посвящена личному началу в бытии Божественном и бытии человеческом. Здесь отец Софроний развивает мысли, изложенные в начальных главах книги «Аз есмь». Он отмечает, что некоторые представляют себе Перво-Абсолют сверх-личным, тогда как «именно “персона” лежит в основе всего сущего. И сие есть наше христианское боговидение и мировидение. Нам открылся Ипостасный Бог, Творец “неба и земли, и всего видимого и невидимого”. Он есть Само-Бытие; Он Первый и Последний: никого и ничего раньше Него, ни после Него».

И в основе Божественного бытия, и в основе человеческого бытия лежит принцип ипостаси-персоны. Это фундаментальное утверждение отец Софроний конкретизирует, прежде всего, через обращение к Синайскому Богоявлению: «Откровение – “Аз есмь Сущий” (Бытие – это Я), показывает, что ипостасное измерение в Божестве имеет основоположное значение. Принцип Персоны в Боге не есть отвлеченное понятие, но сущностная реальность, обладающая Своею Природою и Энергией жизни. Сущность не есть первенствующий и даже преимущественный момент, определяющий Персоны-Ипостаси в их взаимоотношениях. В Божественном Бытии нет ничего, что было бы внеипостасным принципом. Неисследима глубина тайны Божественных Персон. Их самоопределение в вечности является безначальным фактом: не было такого момента, когда Отец не имел бы Сына и не изводил бы Святого Духа. Начало всему – Отец, Который в предвечном рождении Сына сообщает Ему всю полноту Своей Природы, Сущности. То же и в исхождении Святого Духа. Откуда утверждение, что и Сын и Святой Дух совершенно равны Отцу».

При чтении книг отца Софрония следует иметь в виду, что он не был «профессиональным», дипломированным богословом. Несмотря на то, что он иногда использует достаточно сложный язык, насыщенный богословскими и философскими терминами, он не был теоретиком христианства. Все его рассуждения вырастают из практики молитвенного предстояния Богу и христианского подвижничества. Эту практику он попытался облечь в одежды богословско-философского дискурса, но ожидать от него точного, выверенного и последовательного изложения учения о персоне не следует. Его книги – это серии заметок, а не попытка создать целостную богословскую систему.

Такую попытку предпринял греческий богослов митрополит Иоанн (Зизиулас), который лично знал отца Софрония, был его почитателем и читателем его трудов. Однако, в отличие от отца Софрония, он никогда не был ни монахом, ни аскетом, ни пастырем, ни духовником: всю свою сознательную жизнь он провел в академической среде и лишь в зрелом возрасте стал титулярным митрополитом без каких-либо литургических, пастырских или духовнических обязанностей. Созданное им богословие личности оторвано от подлинного религиозного опыта и своими источниками имеет не столько святоотеческое богословие, сколько философию религиозного персонализма XIX – первой половины ХХ века (в частности, Мартина Бубера).