– Что это за звук, Ти-Цэ? Откуда он?

– Рыбы поют, – просто ответил он и улыбнулся изумлению Помоны. – Вам нравится?

– Рыбы умеют петь?

– Разумеется, как и все в Плодородной долине. Птицы, рыбы и йакиты – здесь голос прорезается у всего живого.

Помона осторожно разгребла перед собой лепестки и увидела стайку розово-золотых рыб с оттопыренными к поверхности губами. Их песня переливалась волной, совсем как траектория, по которой они плыли.

– Сейчас вернусь, – сказал Ти-Цэ. – Не теряйтесь, глубоко не заплывайте.

Помона рассеянно кивнула и поводила руками в теплой воде, так, чтобы она заскользила у нее между растопыренных пальцев. Лепестки сомкнулись вокруг шеи, как могли бы сомкнуться на ней пальцы любимого человека. Помона повернулась к открывшемуся меж ветвей персиковых древ горизонту и уставилась на старую звезду, которая купалась сегодня в бледно-желтой молочной завесе.

Вода, воздух, переговоры йакитов со всех сторон, потустороннее пение рыб и мерные всплески воды – все словно проходило сквозь Помону. Никогда прежде она не ощущала себя частью этого мира так явно, как сейчас. Более того, она была самим миром – корнем в земле, полетом птицы, гуляющим меж древами ветром. Она была всем, и все – было ей.

Помона не помнила, любила ли прежде себя и свое собственное тело так, как любила сейчас.

– Она выглядит счастливой, – заметила Ми-Кель. Ти-Цэ посадил ее на скрещенные в замок пальцы к себе лицом. Благоверная обхватила его торс ногами и обняла за шею. Он медленно понес ее к воде.

– И правда, – сказал Ти-Цэ, – а что насчет тебя?

Она посмотрела на него, и Ти-Цэ почти пожалел, что спросил ее об этом так прямо. Он знал, о чем супруга думает. Могла ли Ми-Кель назвать себя, униженную бездетностью, счастливой? Могла ли, после очередных двух лет изматывающего одиночества? Могла ли, зная, что на берегу лежит так ненавидимая ей рабочая мантия, под которой супруг должен был проходить еще год, вдали от нее?

Ми-Кель слабо улыбнулась.

– И я счастлива. Сейчас – очень счастлива.

От пронзившей его сердце гордости и бесконечной благодарности Ти-Цэ несдержанно, со вкусом впился в ее губы.

– Можешь уже отпустить, – хихикнула Ми-Кель. Ти-Цэ с ней на руках зашел по грудную клетку и влюбленно глядел теперь на нее снизу-вверх.

– Посиди еще немного. Дай на тебя наглядеться вдоволь.