То ли два нежных женских тембра, то ли пустота на месте схлынувшего адреналина, то ли шуршание дороги под колесами такси — что-то из этого так сильно убаюкивает Кирихару, что он понимает, что Рид затих, только когда сам пытается проморгаться на светофоре.
Мимо мелькают ночные фонари, часы над магнитолой светятся — три пятнадцать, пахнет полиролью для пластика и морским освежителем воздуха. Рид кажется расслабленным: он откидывается на сиденье и молчит. Кирихара смотрит на его профиль, весь в синяках и порезах, лежащую в платке левую руку, которую он же и прострелил, и спустя секунду замечает: Рид спит.
— И чего ты смотришь? — устало бормочет Рид.
Ладно, Кирихаре показалось.
Рид тем временем открывает глаза и говорит:
— Нет, не так. — Зевает и спрашивает: —
Голос у него не менее сонный, каких бы интонаций он ни пытался в него подпустить. В темноте салона видно слабо, но глаза у него слипаются.
— Спи, — отмахивается от его глупостей Кирихара, отворачиваясь к своему окну.
Они проезжают по неосвещенному переулку, так что Кирихара не уверен, кажется ему или нет, но Рид вроде бы улыбается и точно ничего не говорит. Только заваливается в угол, уткнувшись подбородком в грудь, и спустя минуту Кирихара слышит тихое сопение-похрапывание.
Город разворачивается за окном ультрамариновым кино. Кирихара проматывает в голове прошедший день — ощущается длиннее, чем вся его жизнь до него. В какой-то момент он все-таки засыпает, и из сна его выкидывает, когда они выезжают за пределы вымощенного гладкими дорогами центра.
Машину подкидывает на ухабе. Кирихара открывает глаза — а через минуту снова проваливается. И так раз за разом, раз за разом, раз за разом. Периодически он проверяет Рида, и Рид оказывается из тех, кто может спать под турбиной самолета: джакартовские дороги ему нипочем.
Разбудить его все-таки приходится: они приезжают. Восточный Пьерджанг, Раанда с двумя А подряд оказывается из вечно неспящих районов: за высоким бетонным забором ярко светятся фонари.
— Не заставляй меня рыться в твоих карманах, — Кирихара тормошит Рида за плечо — за то, которое целое.
В итоге Рид вытряхивает мятые купюры в ладонь таксисту, и они оказываются на ночной улице.