Волосы она завязала в хвост, вот они всегда и всем бросались в глаза, черные и волнистые, они были ее украшением и ее мучением, волосы, доставшиеся ей от отца, которого она никогда не видела. Благодаря шлему-маске они были совершенно сухими, как будто она не провела неизвестно сколько времени под водой. Чудо, подумала Фатима, трогая руками странную ткань костюма, она была совсем не мокрая, собственно вода стекла с нее, как… ну как с лепестков лотоса. Она видела по ТВ, что эти цветы обладают удивительной поверхностью, вода никогда не задерживается на них, моментально скатывается. Странно, поймала она себя на мысли, о чем я думаю? О какой только ерунде ни способен думать мозг, оставаясь без контроля и заданий, еще один вечный трудяга, не терпящий ни минуты покоя. Мне бы не о лотосах думать надо, ругала себя Фатима и не об этом шевелении в груди, я ведь иду туда не поглазеть на толпу полицейских, самое интересное я уже увидела, у меня дело.

Но чем ближе она подходила к эпицентру событий, тем яснее понимала, что не деловая потребность гонит ее к посольству. В крайнем случае, она могла вообще наплевать на оставшиеся в кустах вещи, а мола бы зайти с другого квартала, но нет, что-то вело ее именно по этому пути, что-то, ожившее вдруг в сердце или в душе, что-то, как компас указывающее путь и не терпящее возражений. Как будто я пыталась возразить, фыркнула про себя Фатима, чувствуя, как кровь закипает в венах, а вибрация в груди нарастает, может, это такая своеобразная интуиция, может, она тоже трансформируется, и сегодня ночью у нее такие позывные?

Только это объяснение тоже было пустым, и она это знала. Да, интуиция была ее спутником всю жизнь, и она хорошо могла различать ее голос, в конце концов, сегодня она тоже слышала его, и он был обычным. Нет, это чувство не имеет к интуиции никакого отношения… хотя, пожалуй, они близкие родственники. Только интуиция не приносила никаких эмоций, она лишь давала сигнал, сообщала информацию, а как на нее реагировать – решала сама Фатима. А тут все было наоборот, никакой информации, она сама не понимала, что с ней происходит, а вот чувства были, какое-то сумасшедшее возбуждение и неожиданный душевный подъем, и справиться с этими ощущениями или игнорировать их было невозможно. Она шла по освещенной фонарями набережной, а в груди расцветала огненная роза, она слышала вой сирен и уже видела темную громаду толпы, но все это не имело значения. Все потеряло смысл, кроме этой розы в груди, ничего не осталось кроме ее жара, мир стал декорацией, время застыло, а Фатима продолжала идти вперед, как во сне.