Она постояла, несколько секунд рассматривая берег, она не видела художника, притаившегося на выступе под прикрытием кустов. Но он ее видит, понял Пророк, и волна холода пробежала по его сущности, он ее видит, свидетель, первый невидимый свидетель Фатимы.

– Он там, на выступе! – крикнул Пророк, но ни звука не прорвалось в мир живых, – ты не одна здесь, там человек, художник!

Она его не слышала. Отвернулась от каменного берега, посмотрела на море. Жесткость и напряжение покинули ее лицо, оно изменилось так, как могло меняться только у нее – секунду назад она была демоном, излучающим жестокость, теперь походила на королеву эльфов. Глаза засияли внутренним светом, который она прятала от мира, поклоняющегося тьме, на губах затеплилась нежная улыбка. Он не мог знать, что в этот миг она как раз думала именно о нем. Она никогда не была прекрасней, и в эту секунду он понял, что любит ее именно такой, раздвоенной, любит Фатиму, жесткую и беспощадную, с горящими глазами и хищным лицом, и эту незнакомку, с нежностью, сияющей изнутри. Это и есть Бог, понял Матвей, Любовь, не делающая исключений, принимающая чужую индивидуальность, видящая всё.

– Наши души связаны, – прошептал он, но, конечно же, беззвучно, – поэтому я здесь. Это настоящая Любовь, то, что движет Вселенной.

Но он не мог уйти в свет, или что там ждало его теперь, не мог оставить ее в опасности. Он должен был предупредить ее.

–Ты не одна! – снова крикнул он, и отчаяние начало затоплять его душу, потому что Фатима его не слышала. – Повернись! Он там! На выступе за кустами!

И он нарисует тебя, вдруг понял он со страхом, он запечатлеет этот момент и это лицо, даже не подозревая, что увидел.

Вдруг он начал подниматься вверх, что-то уносило его, его миссия здесь закончилась. Поднимаясь, он увидел, как художник сменил холст и, снова поклонившись неведомым богам, начал рисовать.

– Не одна! Ты не одна! – изо всех сил закричал он.

А под ним на берегу Фатима раскинула руки и улыбнулась новому дню.

6

Он открыл глаза в темноте. Но эта тьма не была кромешной. И что теперь, задался вопросом он, вечное Ничто? Но это нельзя было назвать Ничем – в темное он различал что-то движущееся над ним и какой-то слабый свет заливал пространство. Матвей поднял руку и протер глаза… Стоп! У него была рука?!

– Черт возьми! – воскликнул он шепотом и резко сел.

В глазах тут же потемнело, и темнота стала сплошной, без единого просвета, только мельтешащие точки на черном фоне. И боль, да, он снова чувствовал боль – шея затекла, голова разламывалась, левая рука онемела и была как будто резиновая, а правая нога полыхала адским пламенем от тысяч невидимых иголочек, вонзающихся в плоть. Поймав все эти ощущения, такие родные и хорошо известные, он начала смеяться, тихонько и совершенно счастливо, несмотря на мушки перед глазами и затекшее тело. Он был жив, остальное не имело значения. Он не хотел знать, что с ним было, сон или клиническая смерть, главное – он вернулся, он в порядке (ну почти), и жизнь продолжается!