– Как вам?

– Красиво. Это вы прямо сейчас сочинили?

– Да! Погодите мне надо записать, – я снова уткнулась в книжечку.

– А дальше? – через пару минут робко спросила Роза.

Я закрыла глаза и подумала о Нине:

Я в кровавых ожогах, саднящих,

И примочками не спасти.

О, ковёр-самолёт блестящий,

Развернись, верни и… прости,

Что ругала тебя. Понимаешь,

Боль меняет и сущность, и суть.

Возвращаешь – ты друг, забираешь -

Ненавижу. И не обессудь.

– Здорово, – прошептала женщина. – Только грустно. А вы почему-то улыбаетесь. У вас вообще такой довольный вид. Вы какая-то другая, не такая, какой были до взлёта. На вас высота подействовала?

– Интересная версия, – продолжала улыбаться я. – Но не думаю. Со мной уже так было… когда-то давно. А потом сплыло. Я думала, что навсегда. И вот… вернулось.

– Сейчас? Прямо здесь?

– Выходит, что так, – кивнула я. – И, выходит, я зря лечу.