Я думаю, видимо, ради спасенья

Себя, испугавшись конца, не шутя,

Решили мозги для ума сохраненья:

Пусть тешится рифмами наше дитя.

Обрушился дождь на саднящий нарыв,

Пролились целебные с неба потоки,

И боль от молчанья прошла, не убив.

Ей шанса не дали поэзии строки.

Снова понадобилось записать. Роза больше ничего не говорила, она молчала, превратившись в изваяние. Бедняжка!

– Куда я лечу, зачем лечу? – со смехом говорила я, обращаясь к Розе. – Мне никуда не надо. Надо домой. Хоть самолёт обратно разворачивай! – ой, очень плохая шутка в израильском самолёте, это я зря. Роза вздрогнула, и её рука потянулась к кнопке вызова бортпроводника. – Да шутка же, что вы! – засмеялась я. – Они просто лезут и лезут в голову!

– Кто… лезет?

– Да стихи! – заливалась я. – Вот опять:

Отмените же расставанья!

Пусть начальник издаст указ,

запретив навсегда страданье

и мольбу воспалённых глаз.