Несправедливость подобного заточения злила, выводила из себя и почти срывала последние стопоры. Лаккомо не отдавал себе отчета и не понимал, почему его это так сильно задевало. Но имея возможности, власть и влияние он собирался все прекратить. Или вывести на иной уровень. В конце концов, гражданские полимофы не вызывали такого подсознательного отторжения.

Но если погружаться во все это, то ради чего? Только ли ради этих людей, которые годами существуют в кристаллах? Ради… непонятных разумных, чье прошлое происхождение даже неизвестно. А какая по сути разница? Они живые. И они испытывают боль.

Правда, было еще нечто такое, ради чего Лаккомо готов был пойти против системы. Нет, не родная Тория, где придворные начинают тихо перешептываться и сомневаться в верности вице-короля. Не ради долга, которым он будет оправдываться перед сотнями наивных журналистов. И даже не ради погашения непонятной вскипающей злобы от одной только мысли о кристаллах. Это всё можно проигнорировать и забыть. Выйти из системы, спокойно дожидаясь старости где-нибудь на границе галактики. Но что останется после ухода? Чувство брошенного дела и упущенной возможности. А главное – скука. Тупая, тянущая, бестолковая скука, на которую будет заменен ни с чем не сравнимый азарт красивой и опасной Игры.

Лаккомо знал, что на кону такой игры может встать его жизнь. Но что такое очередная ставка, если в каждом бою его корабль пытаются взять на прицел? Если каждый выход на улицы Цинтерры сопровождается пристальным вниманием телохранителей. И если корабль, последнее время погружаясь в глубинные слои подпространства, попросту уходил со всех радаров и даже ученые на родине не понимали, в какой реальности он перемещается!

Риск быстро оборвать свою жизнь есть всегда. Тем более, чем выше статус и влияние, тем выше ставка в каждой Игре. А Лаккомо всегда был и остается азартным.

Как-то так на предвкушении хорошей партии Алиетт-Лэ незаметно заснул. В открытое окно задувал теплый летний ветер и слабо касался взъерошенных волос. Этой ночью, вопреки обыкновению, Лаккомо снились не война в космосе, а маленький дом на берегу реки. И кто-то тихо играл на струнном инструменте тоскливую мелодию, сидя на берегу под серебряной ивой.

***

Утро началось скверно. Эйнаор будил Лаккомо тревогой, сигналя ей прямиком по связке в голову. От такого настойчивого пинга тяжело было не проснуться.

Да и звал он явно насчет полиморфа.

Лаккомо тихо проклял тот момент, когда он прилег отдохнуть не раздеваясь. Все тело чувствовало себя мятым и жеваным, как после недельного марафона. Проворчав нечто неразборчивое, вице-король прервал братскую тревогу и заявил ему коротким образом, что скоро выйдет.