– Поможем, – сказал он, подходя к валенкам, но не дотрагиваясь до них, а только рассматривая эту обувку с разных сторон, что выдавало в нем специалиста высокого класса. – Подлатаем, чего уж там. Дело нехитрое.

– У меня пять человек отказались делать, – с горечью сказал генерал Пиденко и погрозил кулаком куда-то в сторону небес. – Вышел, говорят, срок твоим валеночкам, давно уже вышел.

– А ты не слушай, что говорят, – сказал Павля, наконец дотрагиваясь до валенка. – Это тебе те говорят, которые в сапожном деле понимают с гулькин хуй, прости Господи.

– Ты пока еще не хвались, – сказал генерал Пиденко, с сомнением оглядывая субтильную фигурку Павли. – Эти валенки, если хочешь знать, носил еще мой дед в Гражданскую войну.

И он рассказал Павле, как в тысяча каком-то революционном году его дед-молотобоец преследовал зимой банду атамана Григорьева по украинской степи, и как эта банда отстреливалась из последних сил, а потом ушла в катакомбы, оставив своего истекающего кровью атамана, который перед смертью попросил деда-молотобойца, чтобы тот отвез в город Конотоп к его жене и малолетнему сыну вот эти самые валенки, с кожаными вставочками и кожаной же подбивочкой, которую сколько ни носи, не рвется и не стирается, хоть ты ее ножом режь.

– Конечно, – генерал Пиденко снисходительно усмехнулся, – ни в какой Конотоп дед не поехал, а снял с мертвого атамана все, что только можно было снять, и среди прочего – эти самые валенки, которые он проносил затем страшно сказать сколько зим и которые позже унаследовал его сын, отец генерала Пиденко, который тогда еще не был генералом, а только слушателем Военной академии.

– Вот какие люди тогда были, – сказал генерал Пиденко и подмигнул своему ординарцу, который, нисколько не медля, достал быстро из походного баула две рюмки и плоскую флягу с коньяком, после чего разлил коньяк по рюмкам, которые и предложил сначала генералу Пиденко, а потом и Павле, отдав при этом еще почему-то честь.

Потом генерал Пиденко взял в руки рюмку и сказал:

– Выпьем за атамана Григорьева. Потому что если бы не он, то не было и этих прекрасных валенок.

И они выпили и повторили потом еще раз, после чего генерал Пиденко сел в газик и уехал, обещая вернуться через две недели.

И ровно через две недели он действительно вернулся, так что если бы кто и остановился в этот час поглазеть на армейский газик, то он, несомненно, увидел бы самого генерала Пиденко, с изумлением взиравшего на два красавца валенка, стоявших на табуретке посреди павлиного двора.

– А я там еще пустил проволочку мягкую, чтобы прочность была,– пояснял Павля, скромно стоя на некотором расстоянии от шедевра, как будто он не имел к нему никакого отношения.