Возможно, он уже однажды слышал нечто подобное, хотя и не мог вспомнить – где и от кого.

– Ты можешь смеяться, но только все, что я находила в этих весенних лужах, все делало меня такой счастливой, что иногда казалось, будто я сама была всеми этими мокрыми камешками и бутылочными осколками, сверкавшими на солнце лучше любых драгоценностей… А потом, когда я выросла, то поняла, что я и вправду была тогда всеми этими стеклышками, лужами, этим солнцем, этой рябью на воде, этими щепками, которые кружили и уносились в водосток. Потому что, когда я подросла, Дав, я увидела, что я совершенно пустая. Как будто у меня никогда не было меня самой, а были только эти стеклышки и эта весна, которые ведь все равно рано или поздно должны были кончиться… Ты понимаешь?

– Более-менее, – сказал Давид.

– Тогда чего ты удивляешься, что я таскаюсь по магазинам, вместо того, чтобы читать с тобой Сартра и Фуко?

– Ну, ты же их читала.

– Жизнь заставила, – и она снова улыбнулась. – Но зато – когда я иду в магазин и смотрю на все эти чертовы тряпки, то я знаю, что они могут помочь мне закрыть мою пустоту и принести мне немного радости. А если ты еще не понял, Дав, они заменяют мне сегодня мои стеклышки, которых больше никогда не будет.

Она вдруг снова всхлипнула и потянулась к сумочке за платком.

– Постой, – осторожно спросил он, стараясь не въехать в какую-нибудь запретную зону. – Разве нельзя как-нибудь это совмещать?

– Нет, – она покачала головой и снова высморкалась.

– Ага, – сказал Мозес, сам не зная для чего.

Мир полон загадок, сэр.

Полон загадок, дурачок.

Он словно погрузился вдруг в странное оцепенение, как будто все, что было вокруг, и то, что она говорила сейчас – все это уже было с ним однажды, когда-то давным-давно, так что оставалось только немного напрячься, чтобы вспомнить, как же все это было когда-то на самом деле.

– Ты сказала "пустота", – он пытался продлить это состояние.

– Ну, да, – она нервно теребила платок. – А как это еще назвать?

– Не знаю. Я, например, совсем не часто чувствую себя пустым.

– И тем не менее, – сказала она. – Почти все почему-то думают, что у них внутри огромная куча всякого ценного барахла. Книги, музыка, фильмы. Режиссеры, художники, истории. Умные мысли. Целая куча цитат. Но стоит только с тобой чему-нибудь случиться, как ты понимаешь, что все это только пф-ф-ф, ничто, туман. Подул ветер и ничего не осталось.

– Но что-то же остается?

Что-то такое, что, конечно, было в состоянии загнать тебя туда, откуда уже не было и не могло быть дороги назад. Разумеется, если верить редким счастливчикам, сумевшим, несмотря ни на что, вернуться обратно.