– Понятно, – вздохнул Амос.

– Адольф Гитлер насыщает пятью хлебами пять тысяч делегатов, собравшихся на съезд Национал-социалистической рабочей партии в Нюрнберге, – пояснил мужчина, останавливаясь перед следующей картиной.

Лица изображенных были благоговейны и чисты, тянущиеся к хлебам руки одновременно вытягивались в нацистском приветствии, полузакрытые глаза напоминали тем, кто еще не совсем хорошо понял суть происходящего, что главным здесь был вовсе не хлеб, а нечто, что невозможно было ни потрогать, ни нарисовать, но что превращало отдельных, усталых и не слишком умных людей в единый бесстрашный организм, в котором исчезали все различия и сглаживались все противоречия, взамен чего на свет являлась облаченная в небесный свет Истина по имени Вечная Церковь Адольфа Гитлера.

– Адольф Гитлер закладывает первый камень на строительстве городской берлинской синагоги, – сообщил мужчина, показывая на полотно, на котором неутомимый Адольф швырял лопатой землю и смотрел на разверзшиеся над ним Небеса, откуда на него, в свою очередь, взирал с кроткой улыбкой все тот же Отец наш небесный.

– Не может быть, – сказал Амос, не веря своим глазам. – А как же… как же?

Он пощелкал в изумлении пальцами, но Карл Ригель понял все и так.

– Холокост, – сказал он, понижая голос, словно его спросили о чем-то совершенно неприличном. – Что же делать, если еще находятся среди нас те, которые хотят испортить отношения между народами и придумывает всякую несусветную чушь, вроде этого самого Холокоста, которого никто и никогда не видел?.. Ну, зачем, скажите на милость, Сыну Божьему, который мог бы попросить у Отца своего небесного легион ангелов, понадобилось уничтожать еврейский народ, который он всегда ценил, любил и уважал?.. Очень глупо, мне кажется.

Боже ж, мой, подумал Амос, рассматривая детали этой удивительной картины. Похоже, мы все ищем не там и не то. Потому что мы всегда ищем что-то осязаемое, реальное, плотное, – поддающееся учету, мере и классификации, – то, за что можно ухватиться, чего можно коснуться, что с твердостью укажет, в случае необходимости, на свои основания, – и тогда какая разница, какое имя будет носить тот, кто в очередной раз пообещает нам спасение? Кто поведет за собой, заставляя в миллионный раз забыть, что мы всегда ищем не там и не то… не там и не то… не там и не то…

– Не там, и не то – повторил Амос, подходя к следующей картине.

Там он увидел повисший под Млечным Путем Крест и раскинувшего руки фюрера, одетого в белый маршальский костюм с кортиком. Голова Распятого была закинута назад, но взгляд вновь устремлен в Небеса, где души праведников и святых приветствовали его славословием и игрой на разных музыкальных инструментах.