– Распятие святого Адольфа, – пояснил Карл, но от комментариев воздержался, словно нарисованное было само себе комментарием и ни в каких подсказках не нуждалось.

– А здесь художник изобразил главное событие земной жизни нашего Адольфа, – голос экскурсовода вдруг благоговейно задрожал. – А именно, воскресение из мертвых. Напрасно силы Ада надеялись, что смерть положит предел всемогуществу Божьему. Бог оказался сильнее всяких правил и воскресил его из мертвых, что, впрочем, и не удивительно, ибо это было предначертано в Книге жизни еще до создания мира.

– Ах, вот оно что, – сказал Амос. – Стало быть – предначертано?

– С научной точностью, – подтвердил мужчина. – На третий день он явился своим ученикам и возвестил им, что под водительством Святого Духа созидает Церковь свою, а затем вознесся в обитель Отца Своего, чтобы ждать там, когда исполнится полнота времен, чтобы он мог вновь прийти на землю, но уже как грозный судия и беспощадный воин.

– Мне кажется, он уже сделал один раз такую попытку, – сказал Амос.

– Мир не принял его, потому что не понял, – и Карл Ригель закатил к Небесам глаза.

– Простите меня, герр уж не знаю, как вас там на самом деле зовут, – сказал Амос, уже не скрывая раздражения, – но все, что вы сказали, почему-то напоминает мне другую историю, которая произошла, как уверяют ее адепты, две тысячи лет назад и опять-таки именно с Сыном Божьим, распятым, умершим и воскресшим в точном соответствии со Священным Писанием… Вам не кажется, что тут есть над чем подумать?

– Все дело в том, сын мой, – сказал собеседник Амоса, улыбаясь ему открытой, всепонимающей и терпеливой улыбкой, – все дело в том, что наш фюрер как раз и является тем самым Сыном Божиим, о котором вы только что изволили упомянуть… Да, да, да, – он вновь подхватил Амоса под руку и вывел его назад, на сцену. – Именно так и обстоит дело, в чем легко убедиться, если обратиться к свидетельству своего сердца, которое никогда не обманывает!..

Он подтолкнул Амоса к середине сцены и вдруг закричал куда-то вглубь её, поднимая голову и размахивая рукой:

– Сильвия!.. Сильвия!.. Идите сюда!

В ответ на его крик, неожиданно и быстро спустившиеся с колосников качели принесли одетую в какой-то розово-голубой цирковой наряд молодую брюнетку, которая легко и непринужденно сидела на этих качелях, невольно наводя на мысль о цирковой школе.

Ее качели несколько раз пронеслись над сценой, затем умерили свой бег, потому что женщина, похоже, слегка их притормозила, а потом плавно закачались почти рядом с Карлом Ригелем и Амосом.