«Перед — Ними?»

Где-то он читал, откуда у человека страх перед смертью? Там было написано… «Это не что иное, как воспоминание страха рождения. Когда я, раздирая в крике рот, отделился от какого-то пласта и всунулся в неведомую мне среду, выпал на чью-то ладонь… Разве это не было страшно?!»

Кирилл рывком сел на тахте, закурил. Мозг его работал горячечно-ровно, словно какой-то гигантский, учащенный пульс бился в голове.

Страшно подумать — но этот страх… Страх перед жизнью проходит, когда физически умирают твои родители! Да! Люди, родившие тебя. Что это? Реальность — края? Реальность того, что ты — следующий в роду? Последняя рухнувшая защита? Между тобой… И всей этой гнетущей, могучей тяжестью бренного нашего существования?

А что остается? «Мужество обреченного?»

Его, освещенный разумом и целью, — «кураж»? (Так говорят в цирке?)

Долг?! Перед всеми… Да! Долг — от Бога! Перед всеми — до самого ничтожного твоего поступка, помысла? До самой последней крупицы памяти!

И смирение?!

Он не слышал, как открылась дверь… Только увидел в темном проеме двери силуэт сына.

Кирилл понял, что Генка пришел с чем-то важным… За стеной стало тихо… Но не так тихо, когда все уходят, а когда все остались на своих местах и ждут, прислушиваются…

Ждут решения.

— Не надо зажигать света, — попросил сын, увидев, что Кирилл потянулся к выключателю.

Генка сел рядом с отцом на тахту и вынул пачку сигарет, протянул отцу.

— У меня свои… — Корсаков закурил.

— Я женился… Отец! — сказал, словно выдохнул, Генка.

Боясь, что отец опередит его вопросом или поздравлениями, поспешил сказать самое главное.

— Она — иностранка! Студентка из Италии. Тоже Мария… Она — там!

Он кивнул в сторону гостиной.

«Смирение…»

— Почему — тоже? — как можно спокойнее спросил Кирилл Александрович.