Я начала заниматься медитацией, чтобы помочь себе сосредотачиваться на том, что действительно важно. Я узнала о благодарности. Я узнала, что вместо того, чтобы ненавидеть собственное тело, я должна быть благодарна ему за все, что оно для меня сделало. А еще в процессе этих духовных поисков я узнала, почему я вообще была такой саморазрушительной перфекционисткой; я родилась с ощущением собственной неполноценности.

Я проводила всю свою жизнь в поисках чего-то, способного заполнить это ощущение пустоты – парни, наркотики, алкоголь, сигареты, достижения, поиски идеала, пирсинг, гонки, – но ничего из этого не работало, потому что пустота не была экзистенциальной. Она не была ни эмоциональной, ни воображаемой. Она была физической.

Эта пустота была в моей матке.

Кен не хотел ни жениться, ни заводить детей, но он отодвинул свои желания, чтобы позаботиться о моих нуждах. Он открыл для меня свой дом, когда я не знала, куда идти. Он дал мне кольцо, когда мне нужна была надежность. Он поддерживал меня во время трудных лет учебы. И в какой цвет я бы ни красила свои волосы и как бы ни болела, он всегда был готов безусловно принимать меня. Кен никогда, ни разу не давил на меня, чтобы я вела здоровый образ жизни; он просто дал мне то, что заставило меня сделать это самой.

Моего сына.

На этом могло бы начаться наше «жили долго и счастливо», но, как и его мать, Мини-Кен тоже родился с чувством собственной неполноты. Едва увидев его, я поняла, что он тоже ищет ответы. Когда он рос, он с решительной улыбкой на ангельском лице сокрушал весь дом, заглядывая под кровати и во все шкафчики. Всегда в поиске. Никогда ничего не находя. Я не могла понять, чего не хватает моему умному, серьезному мальчику, пока ему наконец не исполнилось два и он не научился говорить.

– Мамапапа, – сказал он, переводя свои огромные голубые глаза с меня на Кена. – А когда придет сестренка? Она придет завтра?

Мини-Кен начал спрашивать про свою мифическую сестру каждый день. Он заходил в гостевую спальню и говорил: «Это сестренкина комната». Он рассказывал нам, что у нее светлые волосы и голубые глаза. Он говорил, что будет делиться с ней игрушками и качать ее на качелях. Он даже придумал ей прелестное прозвище – Замерзший Спайдермен.

Мне было так его жаль. Я, как никто, знала, каково это – скучать по кому-то, кого ты в жизни не видел. Я сама жила так до тех пор, пока не родился мой сын. И если мой мальчик хочет сестру, то я хочу дать ее ему.

Но Кен, конечно же, был против.

Однако, будучи верным себе, он пожертвовал ради нас своими желаниями.