Бывший друг как раз вышел в коридор и стал обуваться, как из комнаты Димы донесся раздраженный голос парня:

— Мне плевать на него и на нее тоже! Уйди, мам! Уйди, пожалуйста! Батя, забери ее!

Дверь отлетела в сторону, и на пороге появился Дмитрий. Его взгляд врезался в лицо бывшего друга, как хорошая затрещина. Миша отступил назад. И тогда Милославский бросился на него с кулаками. Татьяна закричала, Петр кинулся их разнимать. Он смог перехватить длиннопятого пасынка поперек и оттащить от Михаила. Благо тот сам не лез в драку.

— Говнюк! Урод! Я берег ее! Берег ее! Она же девчонка совсем, а ты??? Ты же моим другом был! Другом!!! — орал Дима в крепких руках бати.

Его мать была более хладнокровной, она быстро открыла замок и вытолкала за порог Мишку, который всё пытался что-то говорить в свое оправдание. А парень вдруг обмяк и заплакал. Всем его мечтам пришел конец. Мир рухнул. Душа выгорала, и ему чудился запах палёного. На тот момент он думал, что хуже, чем сейчас, ему уже не будет. Как же он ошибался…

Ошибался потому, что вечером пришли родители Анны. Слава Богу, хоть без нее самой! Ее мать плакала и не знала, что говорить в оправдание дочери. Видно, той хватило мужества во всём признаться. Или просто теперь не было смысла отпираться, да и со стороны жениха могли бы позвонить и открыть глаза на непутевую дочь. И что из этого бы еще вышло…

Они, видать, совсем не знали Диминых родителей. Не знали, что те ни за что на свете не стали бы звонить. А часов в одиннадцать ночи, когда несостоявшиеся теща с тестем ушли, к ним поднялась зареванная мать Михаила. И когда уже немолодая женщина бухнулась перед парнем на колени, он едва не взвыл. Он никого не хотел видеть, тем более родителей Мишки и Анны. Дима помнил то чувство брезгливости, когда он увидел ее в смятой постели. Еще горячую, взлохмаченную, зацелованную до синяков. Парень едва успел добежать до туалета, когда вдруг осознал, что вероятно, когда он целовал ее днем, вечером она могла оказаться в Мишкиной постели.

Конечно, вины ни одних, ни других родителей в случившемся не было. Во дворе Мишка старался не попадаться Дмитрию на глаза. Зато Аня зачастила. Ходила уже в открытую, как ни стыдили ее обе матери. И если Милославский видел промелькнувший тонкий, такой знакомый и родной силуэт, то потом сходил с ума от мыслей. Больная фантазия рисовала ее обнаженное тело, лоснящееся от пота, глаза, затуманенные страстью, волосы, разметавшиеся по подушке, и Михаила, склонившегося над ней. И всё. Парень выл, хватался за голову и был готов убить их обоих. Он умирал. Медленно и мучительно — а тем двоим и дела до него не было.