Отрезвление наступило очень быстро и словно накрыло его с головой. Дима замкнулся в себе и ни слова не сказал ни матери, ни отчиму. А когда те начинали спрашивать, огрызался. А вечером с перебитым носом пришел Мишка. Дверь ему открыл Петр. За минувшее время Дима прикипел к нему, называл батей, а не папой. «Батя» звучало по-мужски, и чувствовалось в этом слове родство двух взрослых мужчин, не кровное родство, но более крепкое, такое, которое человек выбирает сам.
— О, Михаил, давай проходи, как раз к столу, — радостно воскликнул Петр, хлопнув того по плечу.
В свете квартиры взрослые смогли рассмотреть красоту, что навел на его физиономии Димин кулак.
— Ого! Кто это так тебя? — спросил Петр.
Тот обречено махнул рукой. Потом посмотрел на родителей своего бывшего друга.
— Теть Тань, дядь Петь. Свадьбы не будет, — сказал он.
— То есть как не будет? Осталось всего десять дней! Что ты такое говоришь?
— Дима вам еще ничего не сказал? — спросил он, заливаясь румянцем.
— Что? — удивилась женщина.
Мишка стоял, смотрел на этих замечательных людей, которых он очень уважал, и готов был сам себя проклясть. После того, как всё выяснится, он больше никогда в жизни не переступит порог этого дома. И тетя Таня никогда не придет к ним домой, и даже не станет здороваться с его матерью. И всё из-за него.
— Миша, что случилось? — спросила она упавшим голосом.
— Я виноват пред вами и… в первую очередь перед Димкой. Он меня никогда не простит, но… мы полюбили друг друга. Просто полюбили.
Женщина опустилась на стул.
— А ты спрашивала, почему он такой злой!? — сказал ей муж. — Так, значит, ты сказал ему?
Мишка еще ниже опустил голову. Нужно было идти до конца...
— Не совсем так, — начал он уклончиво. — Димка приехал, а… а… а Аня была… у меня… и… всё вот так и выяснилось…
Тетя Таня побелела и пошла в комнату сына. Петр стоял, смотрел на Михаила и прекрасно понимал, что именно сейчас чувствует его пасынок.
— Миш, иди отсюда по добру по здорову, — сказал он глухо и заставил себя разжать кулаки.