Романов дернул шеей и витиевато выругался. Инна приросла к креслу. Машинально оглянулась. Слава Богу, народу было мало, на них никто не смотрел.
— А ты! — рявкнул он жене. Та вздрогнула и сжалась еще больше. — Деньги ей принесла?
— Она отказалась от них.
— Значит, совесть еще не всю пронаркоманила!
Его мать тихо плакала, прижав руки к лицу.
— Домой! — приказал Вадим и больно дернул жену за руку. Инне не удалось сразу выбраться из-за столика, но муж ничем не помогал, хотя и руку не отпускал. Смотрел куда-то мимо матери и молчал, сжимая и разжимая кулак. Наконец, жена выбралась из-за столика, он толкнул ее к выходу, а сам бросил матери:
— Ты! Не смей появляться у Альки перед глазами. Или я тебя убью!
С этими словами он развернулся и пошел на выход и не видел, как после его слов мать рухнула за стол и заплакала в голос.
Инна бежала впереди мужа, нащупывая ключи от машины в кармане. Места рядом с кафе не было. Пришлось парковаться на платной стоянке. Поняв, куда именно идет жена, Вадим обогнал ее и остановился у парковки, протягивая руку.
— Ключи! — приказал он.
Девушка замерла и затолкала руку с ключами глубже в карман.
— Ты не сядешь за руль, — сказала она.
— Ключи! Быстро!
— Ты не сядешь в таком состоянии за руль! — так же громко заявила она.
И тогда он пошел ей навстречу. Инна лихорадочно замотала головой и бросилась через дорогу, прямо наперерез потомку автомобилей, лавирую между ними…
У Вадима что-то оборвалось в груди. Жена пропустила одну машину, но едущая за ней коснулась передним бампером развевающегося плаща девушки. Еще бы чуть-чуть… Водитель заорал что-то нецензурное вслед Инне. Та будто не слышала. Она долетела до перил и, размахнувшись, выбросила злополучные ключи в Фонтанку. Романов стоял ни жив ни мертв у парковки. Инна повернулась к нему.
Солнце почти село. В разрывах туч оно посылало последние холодные лучи на землю. И в этом свете Инна казалось далекой и такой же холодной, как и сам свет. Они стояли напротив, разделенные потоком машин, и смотрели друг другу в глаза. Ветер растрепал ей волосы, играл с полами плаща, и Вадим чувствовал, что остывает. Страх за нее, резанувший сердце, был острее и больнее, чем ненависть к матери. Он даже о выброшенных ключах не думал.
Он мчал сюда в такси, и его трясло от злости. От злости на жену, на себя, на мать. Едва поняв, куда его благоверная умчалась, он чуть не расхлестал трубку стационарного телефона. Да, он прекрасно всё понимал! Да, он знал, что эта девчонка поехала на встречу с его матерью, потому что он не сделает этого ни за что. Да, она из благих убеждений! Потому что кому-то это сделать нужно, но! Но простить мать и себя он не мог. Если бы бабушка Альку забрала… Если бы не его опрометчивость… Если бы он не любил мать и не верил ей так! Ах, сколько этих «если бы»! Даже сейчас. Если бы на телефонный звонок ответила Алька, а не Инна? Вчерашний день дубль два? Опять пришлось бы ставить это лошадиное успокоительное несчастной сестренке?! Столько успел передумать. И злился на Инну. На ее помощь, на то, что жизнь вылетела из-под контроля.