Он тряс Альку, а та не просыпалась. Когда она разлепила глаза, брат едва не лишился рассудка. Он силком влил в нее литр слабого раствора марганцовки, вызвал рвоту, напичкал активированным углем и, лишь когда Алька заревела у него на плече, Вадим смог выдохнуть. Его трясло, и он всё прокручивал свои действия во время всех этих процедур: не забыл ли чего, не перепутал ли. Он мог позвонить в «скорую», но кто дал бы гарантию, что Вадим получил бы обратно свою сестру. Нет уж! Спасибо. Плавали — знаем.

А поздно ночью, когда улеглась вся эта жуткая карусель, он нашел на своем столе предсмертную записку сестры. На разлинованном вручную листе А4 четким почерком было написано следующее: «В моей смерти виноваты люди, давшие мне жизнь. Пусть они горят в аду! Жаль, что мне придется с ними там встретиться… Брат, прости за то, что наша ублюдочная семья разрушила твою жизнь. Я люблю тебя. Алиса.»

Эх, зря он вспомнил это всё. Сколько раз за минувшие одиннадцать лет мир вставал с ног на голову, Романов и со счета сбился. Альке было трудней. Она дичилась парней. Только со Славяном могла спокойно хохотать и даже обнять здоровяка. Наверно, потому, что никогда не видела в нем мужчину. Еще бы! Столько лет вместе! На ее глазах парни первый раз брились. На спор. Победит тот, кто оставит на своей физиономии меньше порезов. Вадим тогда одержал вверх над другом. Славка обозвал свои пальцы культяпками, сравнив их с длинными тонкими пальцами друга. Разве она может относиться к Славке иначе?

Мысли вяло толклись в голове, и тут Вадим увидел Альку. Голая, скрючившаяся, она лежала на расхристанной кровати, на краю которой сидел какой-то волосатый мужик и, слащаво улыбаясь, курил. Он оглянулся на девочку и хлопнул по попке.

— В другой раз уже не будет так больно, — проговорил он и усмехнулся, — привыкнешь.

Он отвернулся, а Алька села за его спиной. На тонких плечиках остались отпечатки жесткой пятерни. Под левым глазом расплывался синяк, а из нижней губы сочилась кровь и капала прямо на маленькую грудь. Распущенные волосы цвета темного шоколада она откинула назад и посмотрела сквозь слезы в спину своего насильника. Бешеные дикие глаза. Вадим был так близко, что слышал ее дыхание. Он рванулся к сестре, но не мог и шелохнуться: ноги по колено вросли в пол. Вадим заорал, но лишь раскрыл рот в немом вопле. А у его маленькой сестры сверкнул нож в руке, и она воткнула его в мучителя. Тот дернулся, разворачиваясь, и получил новый удар в грудь. Алька, сев на него верхом, кромсала мертвое тело и хохотала. Звук ножа, входящего в плоть, был страшнее этого громоподобного смеха. И лишь когда вся кровать была в крови, девушка подняла глаза на брата.