— Инна! — крикнул он, бросаясь к ней. — Инна! Я… я…

Она не смотрела на него, мотала головой, прижимая ладонь к месту удара.

— Ничего, Вадим, ничего, — сказала она и даже улыбнулась.

— Дай посмотрю, дай, я сказал!

Он рывком поставил ее на ноги, отодрал ладонь от щеки и выругался сквозь зубы. Усадил на стул, а сам полез в морозилку. Инна смотрела вниз, стараясь не расплакаться. Шелестел целлофан, что-то упало. Опять ругань сквозь зубы. Потом цепкие пальцы опять отодрали ладонь и к горевшей щеке приложили что-то шелестящее, холодное, завернутое в полотенце. Муж прижимал компресс одной рукой, а второй стирал слезы, которые всё-таки предательски вырвались наружу.

— Прости, Инн, прости, слышишь? Я…

— Ты сквернослов, — почему-то сказала она и посмотрела на него сквозь слезы. — Такой матерщинник! Крамольник!

Она что-то бормотала, а он не мог отвести от нее глаз. Откуда она? С какой звезды упала? Почему именно сейчас, когда всё так усложнилось в какие-то считанные недели? С ее тела не успевают сходить синяки и ссадины. И хоть бы раз пожаловалась или наорала. Или спросила обо всех этих тайнах. Даже на встречу эту дурацкую пошла, потому что знала: Вадим ни за что не согласится встретиться с матерью. Даже под страхом смертной казни. Он ведь уже придумал, что наймет человека, который займется всеми этими вопросами — слава Богу, средства позволяют, — а Инна упростила задачу.

— Больно? — спросил он участливо.

Она, не поднимая глаз, вздохнула.

— Как страшно, наверно, так жить. Я просто майку принесла сухую, а твоя реакция…

— Не подходи ко мне сзади. Ненавижу, когда стоят за спиной, — с нажимом произнес он.

— Майку-то хоть переодень.

— Защитница, едрён батон! Ведро что ли вылила?

Он, стаскивая майку, повернулся спиной, и у Инны, глядящей на него снизу вверх, качнулся потолок перед глазами. Да, вчера, она даже гладила эти порезы, но не рассматривала, не видела. Сейчас же…

— Сколько же их!? — только и выдохнула она.

Романов развернулся на пятках и быстро оделся, но Инна дотянулась до него и подтащила к себе за одежду. Он, было, брыкнулся, но она задрала майку на животе и потрогала едва заметный синяк, который сама же поставила.

— Почти зажил.

— Ударов было всего четырнадцать, —  в тон ей произнес стилист, — порезов много, потому что нож был тупой и застревал в шкуре дубленки. Проникающих всего пять, а остальные так — не глубже двух сантиметров.

И в ту же секунду пожалел о произнесенном: он еще не всё договорил, а жена смотрела на него расширенными от ужаса глазами. Она начала подниматься, вдруг ее качнуло в сторону — Вадим едва успел подхватить…