— Подарок первый! — провозгласил он и рванул на груди рубаху, не в силах справиться с пуговицами. Он стаскивал рубашку, а ему казалось, что сдирает с себя кожу.

— Вадим! — крикнула Алька, заплакав. Инна стояла рядом, закусив губу. Как помочь и что делать, она не знала

Но он не слышал и не видел никого кроме матери, швырнул рубашку на пол и развернулся спиной.

— Смотри, мама, какую красоту ты мне подарила! Нравится?

На женщине, сползшей на диван, не было лица. Она прижимала руку к груди и не могла и слова вымолвить.

— Вадим! — крикнула Аля, не в силах больше молчать.

— Аль, я никогда не винил тебя! Никогда! Это всё моя вина! Я гений! Мир у ног двадцатилетнего пацана! И не вернулся я к музыке не из-за тебя, а из-за себя и из-за нее! Чтобы все говорили, что мать Дмитрия Кима продала за наркоту дочь педофилу!? Ей девять лет было! Девять! Разве ты мать? Мать? Знаешь, через какие круги ада твоя дочь прошла, чтобы жить нормально? Ты там, в тюрьме, просто срок отбывала за то, что натворила, а она-то в чем провинилась? Девятилетний ребенок! Твой ребенок! Она, подававшая надежды скрипачка, скрипку в руки так больше и не взяла. А не взяла из-за меня, оторвавшего от себя музыку!

Женщина беззвучно плакала, глядя на своего красивого сына, которому сейчас было больнее, чем в тот момент, когда он получал те страшные удары ножом. Она протягивала к нему руки, а потом вновь прижимала их к груди. А он вдруг заметался по гостиной, как зверь в клетке. Замер у зачехленного рояля, бросил взгляд на мать и рванул чехол — холодная тяжелая материя зашелестела, потрескивая от статического электричества — стукнул по выключателю, погасив свет во всей гостиной и оставив включенными лампы только над роялем.

— А что, мам? Помнишь, как тебе нравилось, когда я играл для тебя? — говорил он, вытаскивая стул и устанавливая правильную высоту. — Я сыграю для тебя!

Он словно прыгнул за рояль, откинул крышку и обрушил пальцы на клавиши. Казалось, рояль вздрогнул и присел от рванувшего из его недр «Этюда №4» Шопена. Воздух словно взорвался от музыки. У Инны даже заложило уши. А пальцы скакали по клавишам, быстро, очень быстро, ни разу не ошибившись. Алька, казалось, забыв о матери, не сводила глаз с брата. А тот словно рвал душу в этом стремительном звуке. И жена вдруг увидела Музыку. В ветхом платье, больная, она металась по комнате, будто старалась найти выход, а пальцы хлестали стонущий под ними инструмент. Девушки даже не заметили, как исполнитель перешел на «Этюд №12» Шопена. А потом следовал «Этюд №24». Музыка волнами накрывала и отходила назад, и ни Алька, ни Инна не решались подойти к склоненному над роялем Вадиму, игравшему в неистовом беге.