Кто знает, сколько это продолжалось? На небесах нет счета времени.
Но я знаю, что, когда я наконец открыла глаза и взглянула на дом, там что-то изменилось.
– Хм, Ганс? А свет там и раньше горел?
– Какой свет? – Ганс повернул голову, и выражение, промелькнувшее на его лице, когда он заметил освещенное окно на втором этаже, сказало мне все, что я хотела узнать.
А вой сирен, раздавшийся издали, только подтвердил это.
32
32
Ганс был как чертов ниндзя. За время, пока я попыталась добраться до лесенки в своих наполненных водой бетонных блоках со стальными носами, он выскочил из бассейна, метнулся в патио и вылетел оттуда уже в штанах и кроссовках, с кучей нашей одежды и моей сумкой, зажатой под татуированной рукой, как мяч для регби. Хотя его лицо так и не утратило игривого выражения, Ганс, не теряя времени, выдернул меня свободной рукой из воды и поволок куда-то прочь, на фиг из этого мигающего рая.
Держась за руки, мы прорывались через соседские дворы в направлении моей машины. Звук наших топающих и хлюпающих шагов раздавался в темноте и тишине окружающего нас благополучия. Я только молилась, чтобы хозяева всех этих миллионных дворов, которые мы тут рушили, были где-нибудь в ласковом голубом сонном море и не услышали, как мы, хихикая и матерясь, скачем по их безукоризненно выстриженным газонам и клумбам, шикая друг на друга, когда один из нас опрокидывал лейку или влетал головой в какую-нибудь коринфскую колонну.
И с каждым жарким, влажным, паническим вдохом, который мне удавалось сделать, рев приближающихся сирен становился все громче. Наконец мы увидели мой «мустанг» в просвете между двумя домами. Мы с Гансом на цыпочках пробирались по дальнему краю двора, возле которого он был припаркован, и озирались вокруг, чтобы убедиться, что на горизонте чисто.
Накинув на плечо ремень сумки, я глянула на Ганса и схватила сжатую в кулак руку другой, надеясь, что это похоже на всем известный универсальный полицейско-телевизионный сигнал