Я злобно взглянула на него, и он приподнял руки.

– Ничего не было. Я клянусь тебе. Я пошел в бар, где работает мой приятель, и там набрался. Я позвонил Виктории, чтобы выплакаться в дружеское плечо, и она тоже решила приехать. И мы оба выпили слишком до хрена, так что я велел ей валить сюда и пообещал, что утром пригоню ее машину.

– И ты думаешь, я поверю, что девка, которая месяцами звонит тебе тайком, надралась с тобой, приперлась к тебе домой и не пыталась трахнуть тебя в моей постели? – последние слова я снова проорала в сторону спальни.

– Погляди на меня. Я же еще одетый.

Это была правда. На нем были трусы, майка и даже носки. Все, кроме джинсов, которые я видела на полу. А Ганс никогда не спал в одежде.

– Я дал Виктории майку и шорты вместо пижамы, и мы отрубились.

И тогда дверь спальни приоткрылась, и через щелку выглянула пара глаз, как у енота.

– Это правда, – просипела Дева-Гот. Ее голос звучал так, будто кто-то водил наждаком по стеклу.

Она приоткрыла дверь чуть пошире, и я увидела, что она и вправду была в старой майке и шортах Ганса. Ее накрашенные глаза жутко размазались, и она была еще бледнее обычного, а на бедре у нее спереди и сбоку вспухали лилово-красные полосы.

Похоже, у нее утро выдалось еще похуже, чем у меня.

Хорошо.

Дева-Гот робко выбралась из своей тюрьмы, сделала шаг, потом другой, потом еще – пока не подошла прямо ко мне. Присев, чтобы наши глаза были на одном уровне, Виктория взяла мою руку, поцеловала костяшки пальцев и заплакала. Я уж не знаю, было ли это от раскаяния в том, что она пыталась украсть моего бойфренда, или из сострадания к моей боли, или она оплакивала нашу дружбу, которую непоправимо разрушила, но я сама отчаянно нуждалась в утешении, и я приняла его.

Соскользнув с дивана, я села на пол рядом с Викторией, позволила ей обнять меня, и мы заплакали вместе.

Когда мы отплакались, я закурила и заметила, что Ганс расхаживает туда-сюда вдоль дивана, грызя ноготь на большом пальце. Он казался несчастным, потерянным и абсолютно бесполезным.

– Почему бы тебе не отвезти ее домой? Мне надо собираться, – сказала я.

Ганс взглянул на меня, нахмурив брови.

– В смысле, собираться? Что ты хочешь взять?

– Ну, свое барахло. Я уезжаю. И отказываюсь от аренды, так что можешь делать с этой квартирой, что хочешь. Мне насрать.