Я никогда раньше не теряла контроля над собой. Неважно, какой пьяной или под каким кайфом я бывала, какая-то малая часть моего сознания все равно оставалась начеку, чтобы следить за остальной мной. Чтобы снять косметику перед тем, как отрубиться. Чтобы прикусить язык, пока не сказала чего-то совсем уж лишнего. Чтобы приказать мне остановить машину, пока я никого не убила.
Но тут эта сволочь ушла с дежурства.
Я взлетела по ступенькам и замерла наверху, вертя головой по сторонам. Все было тихо. Ни в кухне, ни в гостиной никого не было. А моя инсталляция из нагромождений лжи была сдвинута на край кофейного столика, чтобы освободить место переполненной пепельнице, десятку пустых пивных банок и моей опустевшей бутылке «джека».
Значит, оставалась только спальня.
Повернув налево, я направилась к открытой двери в нескольких метрах от меня и замерла на месте, когда увидела перед собой свой худший кошмар, реализованный черным по белому. Черные волосы – его лохматые, ее длинные и прямые, обрамляющие сливочно-белую кожу. Мое черное одеяло, небрежно прикрывающее их спящие тела. Белые стены нашей квартиры, светящиеся в лучах утреннего солнца. И его драные черные джинсы кучей на полу перед дверью.
Вид Девы-Гота в моей постели с моим бойфрендом ударил меня так сильно и так внезапно, что мне показалось, что меня ударили физически. Болело все. Везде. Шок врезал мне прямо под дых. Отвержение наотмашь ударило в голову. Предательство, как и положено, вонзилось в спину. Но только после того, как я увидела, что Ганс исподтишка смотрит на меня из-под своих длинных черных ресниц, притворяясь спящим, ярость вспорола мне грудь и хирургически удалила из моего сердца все его следы.
Рванув к кровати, я одним движением схватила одеяло и простыни и со всей силы врезала ими по голым бедрам Виктории, с криком: «Убирайся из моей постели!»
Ее карие глаза распахнулись, и я ударила ее снова.
Она в панике села, изо всех сил пытаясь уклониться, спросонок и с похмелья явно плохо соображая, что происходит.
– Я сказала, убирайся из моей постели! – взревела я и как следует врезала ей в последний раз, превращая ее белую ногу в мясной фарш. Но тут на моих руках сомкнулись сильные руки Ганса.
Он буквально выволок меня, визжащую и пинающуюся, из спальни, по пути заперев замок на двери. Я оказалась заперта за пределами собственной спальни. А Дева-Гот –
Не помню, сказал ли он мне что-нибудь. Если да, я все равно не услышала ни одного слова. Я помню только, что матерно визжала и швыряла ему прямо в голову все, до чего могла дотянуться. Тяжелую хрустальную пепельницу. Пульт от телевизора. Подсвечник. Другой подсвечник, побольше. Рамку с нашей фотографией возле шины грузовика. Его учебники. Пустую бутылку из-под моего виски. Мое кольцо. Я полностью разгромила квартиру, которую столько времени убирала, а Ганс только стоял на страже возле двери в спальню, рукой отбиваясь от летящих в него предметов.