Я шел по улицам, засунув руки в карманы. Звуки города не заглушали моих мыслей, а свежий воздух не отвлекал. Воспоминание о голосе Тисаны, когда он был не ее собственным, все еще не давало мне покоя, и вместе с ним приходил надвигающийся ужас от того, что будет дальше — как лавина, грохочущая над нами, пока я сжимал в ладони первый разбитый камень.

Я знал, что это будет плохо. Но я все еще был застигнут врасплох тем, как сильно это поразило меня — просто увидеть Тисану, когда она проснулась. От одного взгляда на нее слова путались, а страх пронизывал меня насквозь, как битое стекло. Я знал, что у нее есть вопросы, и что скоро мне придется на них отвечать. И я знал, что был слишком резок, слишком отстранен этим утром.

Но я просто… не мог. Пока я не придумал, как противостоять всему этому, и не набрался смелости, чтобы снять крышку с ящика, который я закрывал почти десять лет. Скоро, говорил я себе. Скоро.

Но пока я просто шел.

Магазин находился на окраине города, где здания по-прежнему стояли вплотную друг к другу, но вдали от шума и суеты центра. Маленький, втиснутый между двумя гораздо более крупными предприятиями, он отличался величественностью — даже ступеньки перед входом были безупречны, растения аккуратно ухожены, бордовая краска блестела. Эсрен и Имат — гласила вывеска над дверью.

Она была не заперта. Я тихо проскользнула внутрь и прислонился к раме, чувствуя себя неловко.

Внутри практика была такой же аккуратной и причудливой, как и снаружи. Сразу за дверью находилась небольшая зона ожидания. Два сложенных бумажных барьера скрывали вход в заднюю секцию, и я слышала голоса сзади.

— Все еще не могу разжать эти пальцы, Целитель. — первый голос исходил от пожилого мужчины, в нем слышалось беспокойство. — И я сказал вам, что если я не смогу этого сделать, то не знаю, как я буду продолжать свою работу.

— Я понимаю. — голос Саммерина. Это не могло быть более разительным контрастом по сравнению с брогом его пациента — гладкий, ровный. — И с самого начала цель всегда состояла в том, чтобы убедиться, что вы полностью используете свою руку. Это происходит несколько медленнее, чем я ожидал, но это совершенно нормально.

Я сделал шаг в сторону, чтобы заглянуть за барьер. Я мог видеть спину Саммерина и лысеющую голову его пациента, покрытую солнечными пятнами.

— В человеческой руке двадцать семь костей и четыре основных сухожилия, — сказал Саммерин. — Когда вы впервые попали ко мне, двадцать из них были раздроблены, а три сухожилия полностью разорваны. Не говоря уже обо всех мышцах и коже, которые были разорваны. Видите? — послышался шелест бумаги. — Сегодня у вас осталось только пять сломанных костей, а сухожилия прекрасно растут заново. Нам просто нужно не торопиться, чтобы убедиться, что все нежные соединительные ткани прикреплены правильно.