– Это – Скип Благородный. – Сказал вдруг Лоррис, смотревший на нас с вершины завала.
– Ну да, Скип. – Мужик сказал это так, будто сообщил о том, что в молочную лавку сметану подвезли. При этом он принялся выковыривать из больших мозолистых ладоней занозы оставленные балкой.
– Ты что, правда Скип? Тот, который, бог? – Лессви смотрел на мужика озадачено.
– Так люди говорят. Сам я не уверен в этом.
– Ты не уверен, что ты Скип? – Лессви заметно смешался.
– Я не уверен, что я – бог. – Мужик широко улыбнулся.
– И что теперь будем делать? – спросил я, не выдержав молчания.
– Как это что? Передохнули? А теперь подняли зады и побежали завалы разбирать! В этом городе еще слишком много людей, которым мы с вами можем помочь!
42. Исан
42. Исан
«Мой отец получил право представлять в Столице Хадилхат и восточные земли, когда мне не было и пяти лет отроду. Я плохо помню наш родной дом. Лишь обрывочные образы, да воспоминания о том дне, когда мы готовились к отъезду в Столицу. Я забыл родной язык, и не могу без переводчика поговорить со своей восточной родней. Я не помню ни одной улицы Хадилхата, хотя достоверно знаю, где в Столице контрабандисты прячут свои товары. И все равно в Столице я остаюсь чужим. Даже мой младший брат, что родился уже в Столице, всегда будет чужестранцем. Он служит в регулярной армии, достиг высокого чина и командует целым полком. А за глаза его все равно называют «пустынник». Пять лет назад отец передал мне свои дела. Сразу после назначения, я встретился с одним из баронов Лимфиса. Хитрец, он решил подкупить меня тем, что говорил на восточном языке. Я не мог ответить, ибо не знал родной язык. Я хорошо помню, как он сказал мне: «Ты не помнишь родину. Значит, ты – не пустынник. В Столице тебя не принимают из-за того, что ты с востока. Значит, ты – все же пустынник. Так кто же ты, мой друг?»
Захария Брав «Кто же я?»
– Мирра? Богиня?
Мы сидели подле того же костра, на той же поляне, у порога того же самого охотничьего дома. Сейчас на дворе стояла тихая северная ночь. Луна, невероятно большая на севере, ярко освещала поляну, на которой все так же покоились разобранный плуг и обломки боевой повозки.
За прошедшее время я почти полностью поправился. Былой прыти мне, конечно, не видать. Да и в дождливую погоду бедро болит так, что приходится, словно старик, сидеть весь день на стуле и вспоминать молодость. Но в целом я в норме.
Посох, и правда, оказался бесполезным. Иногда ночами я, вопреки советам своей спасительницы, пытался применять чудеса, но что-то словно сломалось внутри меня. Раньше я ясно ощущал душу, свое внутреннее естество. Творя чудеса, я чувствовал, как часть меня покидает тело, чувствовал так же и пустоту оставшуюся внутри после нее. Не могу сказать, что то чувство было приятным. Но взамен я получал способности, многократно превосходившие возможности остальных людей. Теперь же я ничего подобного не ощущал. Посему я однажды просто «потерял» свой посох в лесу, тщательно забыв место, где его обронил.