3 год новой эры. К югу от Терриала.

И где это Джесс столько пятен на портки насажал? Уже минут пятнадцать тру на доске эти его дурацкие штанцы, а все попусту. По ягоды, небось, в лес ходил с пацанами. Опять. Вот дураки маленькие. Вроде как и старший из моих, а мозгов как у малышки, что в люльке спит. Сколько детишек уже сгинули в лесах? Сколько слез уже пролито мамашами? Вот только почто им, сорванцам, тревоги матери?

Хотя, кого мне корить? Сама такая же была. Когда брата моего старшего увезли в Столицу, мне особо терять уже нечего было. Думала, вообще убьют. А тут, вдруг, ко мне тот страшный мужик подошел, что брата забрал, и дал узелок с хлебом да копченостям. Затем мешочек с деньгами выдал. А на прощание коснулся меня посохом, отчего из груди тут же вода вышла прямо на землю. Старик только улыбнулся, да уехал вместе с братиком в Столицу. Даже попрощаться не дал.

Его наемники мне еще бумажку какую-то сунули, велели к солдатам идти. Ага, конечно!? Стирать, кормить, иногда ублажать. Нет уж, увольте, такой чести мне не надо.

И осталась я посреди Терриала совсем одна, без брата, без надежды и без шансов на выживание. Уж лучше бы убили. Правду говорю. Стояла я около нашего покошенного дома, смотрела вслед повозке, на которой брата везли, и думала, как же мне теперь так умереть, чтобы больно не было.

Той зимой пришлось многое мне пережить и увидеть. Когда Джесс в лапы «белых» попал, некому стало еду в дом приносить. Да и одежду всегда Джесс где-то выменивал, я и не знала у кого. Сама по городу я боялась ходить. Мало этого, так еще и солдаты к зиме абсолютно озверели. Стали насиловать, грабить и убивать с удвоенным рвением. После зимних торжеств уже даже трупы перестали на кладбище оттаскивать. Вот так прям и валялись люди на мостовой. Из-за холода не пахло от них, лежали, как живые, смотрели открытыми глазами куда-то в небо.

И вот, почему-то, не смогла я просто умереть, хоть и хотела. Приходилось крутиться. Жизнь не мила была дурочке маленькой. Посему и куролесила, как могла. Таскала еду прямо у стражников из под носа. Задирала их, а потом заманивала на тонкий лед и в таком духе. А что мне еще делать? Умирать-то мое тело отказывалось. Причем долго еще отказывалось. Тут зиму пережила с трудом, дальше немного проще стало. Притерлась.

Однажды, уже пару лет опосля того момента, как Джесса увезли, обнаглела я окончательно и забралась в дом, где столичные солдаты заночевали, еды набрать. И тут вижу, глаза на меня смотрят откуда-то из угла. Подошла, а это девочка маленькая. Намного младше меня. Не тронули ее, козлы эти столичные, не успели. Но напугали крепко. Насмотрелась она тут, небось, всякого. Я ее взяла за руку и на улицу потащила. Малышка и не сопротивлялась. Я на нее только какое-то грязное одеяльце накинула, чтобы та не замерзла. Ведь на ребенке лишь платьице было домашнее и больше ничего. Только вывела я ее на мороз, она развернулась, и начала мне пальчиком на дом показывать, и ничего не говорила при этом.