– Иди, скажи Акулину: фронтовик Грачев, извините за выражение, – саморуб!

– Дядька Сима… да не причумажничай ты, – всхлипнул мальчишка. – Раз фронтовик, ты лучше спой песню «Красная Армия – всех сильней!» И все пройдет.

От совета мальчишки в Грачеве, видно, что-то надломилось. Он швырнул в сторону топор и, сутулясь на безрукое плечо, прихрамывая, пошел в целик по снегу, продираясь через вересковые заросли. За ним потянулся и крапленый след алой Серафимовой кровушки. За войну-то, ох, много из него ее пролилось да, видно, не вся еще вылилась.

– Люди! – словно заблудившись в дремучем лесу, закричал Ионка Веснин. – Люди, Грач-Отченаш разрубил себе ногу!..

Первыми прибежали вдова Марфа и начальник лесопункта. Крик подростка их застал в тот момент, когда Леонтьев помогал вдове, пилившей лучком, откатить откряженное бревно; как был с колом в руках, так с ним и прибежал.

– Что случилось? – встревоженно спросил он, сразу же подставляя свое, сурмленное порохом, ухо подростку для ответа.

– А то… Грач-Отченаш разрубил себе ногу! – прокричал Ионка и опять внезапно заплакал. – Так уж получилось у него – нечаянно тюкнул-то.

– Дурачок! – распрямляясь, осердился Леонтьев. – Да кто ж будет со снорову тяпать себе по ноге?

Мальчишка, продолжая всхлипывать, помахал рукой начальнику, чтобы тот снова склонился к нему:

– А у меня вота… лошадь пристала. Не везет, зараза, и все тут! – схитрил он.

– Как это не везет? – вспылил Леонтьев. – Порцию овса схрумкала под сурдинку во имя Отца нашего и не везет? – (В дни «Сталинских Вахт» и колхозной коняге, как исключение, засыпали в кормушку овса). И, в сердцах, чтобы попугать четырехногого прохиндея за его черную неблагодарность, замахнулся на него колом. – Но-о, убью, ублюдок!

– Тпрру, Дезертир! – успел негромко сказать мальчишка, чего конечно не мог расслышать глухой начальник лесопункта.

Чубарый дернулся было, но все же повиновался своему хозяину-однодеревенцу. И вот, сбитый с толку, он мотнул головой и принялся хвостать махалкой себе по тощим ляжкам, всем своим видом выказывая: распрягайте, мол, хлопцы, коней!

– Вот видите! – радостно таращась сквозь слезы, прокричал Ионка, не веря тому, как это лошадь могла понять его умысел? – Все, приехали!

– Так и знал, что Яшка, паразит Рыжий, «хрумкает» Камрадов овес! – ужаснулся в своей утренней правоте Леонтьев. – Ох, загубит мне лошадей, пьянь горькая! – И тут он увидел, стоявший торчком в снегу, топор и крапленую стежку крови. – А куда ж Серафим-то Однокрылый подевался? – обеспокоенно спросил он, подставляя к мальчишке ухо.