Иона выскочил из Лешачихиной развалюхи, как из угарной риги, и не зная на ком сорвать зло, прокричал грохочущему небу:

– Чего льешь? – И отбрасывая придумку о добродетельных мужиках, которые без раскачки, враз, пришли бы поправлять беду соломенной вдове, призвал хмарное небо себе в свидетели. – Вот увидишь, завтра переверну вверх дном всю деревню, но крыша Лешачихе будет. Бу-дет!

И снова балтиец шел по темной новинской улице, не разбирая луж. Шел и распалял себя в мыслях, как завтра утром в правлении гневно бросит слова: «Товарищ председатель, а за съеденного на шармака петуха у доярки надо б рассчитаться!»

Расслышав глухой звон ударявшего железа по дереву, гость догадался, что поравнялся с пожарным навесом, где порывистый ветер, раскачивая на веревке вагонный буфер, ударял его об столб. Он рванулся к навесу, сграбастал со столба тележный шкворень и со всего плеча громыхнул по дремавшему в немоте железу.

Засыпающая в ночной мокряди деревня замерла, надеясь, что это ей почудилось спросонья… Но вот захлопали двери, загремели пустые ведра, послышались первые заполошные голоса:

– Караул, горим!

– Где, что горит?

– Лешачиха горит! – все так же безотчетно прокричал балтиец, не переставая жахать шкворнем по билу.

И вот уже высыпавшая на проливной дождь деревня лавиной хлынула к Лешачьему урочищу. И каждый бежал с каким-то орудием в руках, какое надлежало иметь каждому по пожарному расписанию (на табличках домов, под фамилией хозяина, были пририсованы – багор, ухват, топор или ведро).

Первым прибыл на место, как и положено было ему, однорукий Сим Грачев. Сходу обежав Лешачихины «хоромы» и не увидев нигде полыхающего огня, он ринулся в распахнутую настежь дверь темных сеней, где, как и балтиец, смаху бухнулся лбом об верхний косяк. А ввалившись в Лешачихины покои и тут не увидев огня, кроме горевшей лампехи в простенке, несказанно удивился:

– Чертиха кудрявая, да ты горишь али не горишь, обченаш?

– Коли сгорела б, только перекрестилась! – сердито отбрила раздосадованная ненастьем Марина, посчитав появление досточтимого бригадира в исподнем да еще с полным ведром воды в руках, когда ее и без того заливает, за неуместную шутку.

А в это время в подокони послышались выкрики, среди которых по-командирски выделялся голос Ионы:

– Растаскивай крышу баграми!

– Кто это, обченаш, занимается подсудным делом? – вспылил Сим Палыч, совсем сбитый с толку.

– Да наш Мичурин! На побывку флотский приехал… – пояснила Марина. – Только что приходил ко мне, чтобы передать дядин наказ: завтра придут мужики перекрывать крышу. Еще худо подумала о нем: от себя, мол, сказал, когда увидел мой потоп. А оно и вправду так! Видно, не стал дожидаться утра, решил разобрать крышу спозаранку. – Она неумеючи перекрестилась, шепча вместо молитвы. – Веснинская порода слов на ветер не бросает.