– Да оно и полно жить бабе на закорках у лешего, – подкудахтала вековуха Копейка, вся иссохшая от непорочной жизни и строгого блюдения постов. – Ежель рассудить по-людски, то праведнее-то нашей Лешачихи и бабы нету в деревне.

– Ой-ли! – Ужаленно вскинулась плоскогрудая жена парторга Паланья Петушкова. – Да на нашей новинской праведнице и печати негде ставить! Всех мужиков в округе привадила к себе чертиха раскосмаченная!

– Паланья, ужель и своего Заячью губу примазываешь к Молодой Лешачихе? – ехидно подковырнула одна из обиженных вороватой заведующей маслодельни. – Поди, сама догадываешься, чтоб любить нашу, как ты баешь, чертиху раскосмаченную, надоть ить жарко лобызать в уста. Дак, сподручно ль твоему трегубому Афоне ласкать ее, шалую, взачмок-от?

– Не велика она у нас барыня, чтоб якшаться с ней в зачмок-от! – огрызнулась Паланья, одергивая душегрейку на плоском, как доска, заде.

И вот, вся эта колготная толпа, чем-то смахивающая в разбрезживающем утре на крестный ход, завернула с новинской улицы к высокому и по-княжьи нарядному крыльцу Весниных…

Утром, после раздачи нарядов на работу, бригадир Грач-Отченаш завернул к соседям и уже с порога объявил гостю:

– Ну, Великий Преобразователь, коль заварил кашу с Лешачихой, тебе, обченаш, и расхлебывать ее. В правлении договорился насчет лесу – будем рубить сруб доярке. И ты, как отпускник, впрягайся в коренники, а мы с твоим дядькой Данилой пойдем в пристяжные. Станем пособлять тебе утренними да вечерними упрягами.

К концу отпуска Ионы Веснина сруб был не только готов, но и перевезен на место, а затем и поднят на угловые каменья. И это сделали уже накануне его отъезда из Новин. В этот день в деревне была объявлена толока, благо совпало с воскресеньем. Мужская половина, не в пример колхозной работе, с утра пораньше, безо всякой раскачки, рьяно взялась за дело. Одни подвозили на тележных роспусках бревна; другие тут же складывали по порядку в венцы, переслаивая их свежепахучим мхом. Женская же часть, управившись по хозяйству, начала свои хлопоты наоборот с посиделки на веснинском крыльце. Посудачили о предстоящем завершении толоки: подняли, мол, сруб на угловые каменья и – за стол! С этими заботушками они и разошлись. Каждая хозяйка к своей печке стряпать – кто на что горазд. Да чтобы еще и не ударить себя в грязь лицом перед деревней.

К назначенному вечернему часу новинские хозяйки снова потянулись на веснинское подворье. А в это время, перед тем, как приступить накрывать столы под Ионкиными яблонями, бабка Груша в подоконье наставляла хозяйку толоки: