– Я говорю тебе дело, а ты смеешься, – обиделась Марина.

– И я про то же… Великая княгиня Ольга целый народ окрестила в реке, и все дела!

Забоявшись, как бы мастеровой флотский не забалагурил ее предложение, Марина выхватила из его рук топор и бойко проплясала вверх по добротным широким веснинским крыльчинам, четко выбивая каблуками: «У Шурки будет крестный!»

С крыльца она сошла уже босая и с румяным, лыбившимся спросонья, голышом на руках: Новинская Божья Матерь да и только! Передавая из рук в руки свое сокровище, она на полном серьезе предостерегла принимающего ее дар, пусть даже и временно:

– Только в воду-то далеко не забредайте…

– Все будет, как в лучших домах Лондона, – успокоил новинскую Богородицу морячок и великодушно предложил: – Айда, и ты с нами купаться!

– Что ты, что ты?.. Раз собрался крестить сына… мне нельзя с вами купаться. После родов я еще не причащалась. – И Марина в какой-то смятении, не умеючи обнесла себя крестом, шепча с покаянием. – О, Господи, Господи…

Балтиец, охваченный каким-то безудержный весельем, смело подтянул свободной рукой к себе будущую куму и, изловчившись, смачно влепил горячий поцелуй в ее припухлые губы:

– Вот и причастилась!

– Совсем ошалел, флотский! – испуганно отстранилась Марина, озираясь по сторонам: уж не смотрит ли бабка Груша, как озорует ее санапал волыглазый. Но и осуждения на ее светившимся благом лице – не было.

Так балтиец под занавес своего взбалмошного отпуска еще покумился и с Новинской Лешачихой… От всех свороченных в отпуске «душеугодных» дел в родных палестинах, в нем как-то само собой забылись все обиды к своей деревне за сгубленный его именной сад. И он, словно бы после живительного причастия сил небесных, с легкой душой отбыл дальше править службу Отечеству.

Глава 13 Климу Ворошилову письмо я написал

Глава 13

Климу Ворошилову письмо я написал

…Будучи уже бравым моряком-балтийцем, но все еще оставаясь в душе крестьянским сыном, Иона Веснин нет-нет да спросит себя: «Неужто и вправду надо было сгубить мой сад?» И всякий раз он, не находя ответа, только как бы сыпал соль себе на незаживающую рану…

В последнюю зиму долгой флотской службы, когда балтиец Иона Веснин тосковал в преддверии своего возвращения в Новины, деревня сама позвала его к себе. На последний поклон к его любимой бабке Груше.

Застал он ее уже под святыми образами со смиренно скрещенными на груди, будто выпиленными из глины, натруженными руками, в которых горела тонюсенькая, как макаронина, свечечка. Потом были хмельные поминки. За столом разговор шел хотя и об ушедшей на вечный покой Аграфене, колхознице-великомученице, а в мыслях-то новинцы пеклись о себе, живых. Среди скорбных вздохов нет-нет да и обронит кто-то с тревогой, словно на колхозном отчетно-выборном собрании: