Дабы покончить с первой частью нашей истории, прибавим, что плодом сего законного союза оказался сын – тот самый Батарне, который стал позднее, милостью короля Людовика XI, герцогом, главным прево, а затем посланником короля в разных странах Европы и был весьма любим этим грозным государем, коему он оставался предан всей душой. Эту нерушимую верность Батарне-младший наследовал от отца, который с юных лет был крепко привязан к дофину, разделял с ним все превратности его жизни, даже участвовал в его мятежах, и был ему столь надёжным другом, что по одному слову его согласился бы распять Иисуса Христа; редко вблизи государей и сильных мира сего произрастает цветок такой дружбы.
С первого же дня замужества прекрасная Берта вела себя столь безупречно, что в совместной с нею жизни рассеялись густой туман и чёрные тучи, омрачавшие в душе сеньора Батарне сияние женской славы. И вот, как то нередко бывает с безбожниками, он в единый миг перешёл от неверия к беспредельной вере и предоставил вышеназванной Берте всем распоряжаться в доме, сделал её полновластной своей госпожой, всесильной владычицей, блюстительницей его чести, хранительницей его почтённых седин и, не задумываясь, сразил бы на месте всякого, кто дерзнул бы сказать хоть одно дурное слово об этом зерцале добродетели, ни в малой мере не замутнённом дыханием порока, ибо свежих губок жены касались лишь поблёкшие уста законного супруга.
Дабы ни в чём не погрешить против истины, скажем, что благоразумию Берты сильно помогло рождение младенца. Денно и нощно, в продолжение шести лет, его усердно пестовала прелестная мать; сама выкормила своего сына, вся растворялась в любви к нему, и он как будто заменял ей любовника. Сладостно было ей терпеть, когда младенец крепко кусал её нежную грудь, сладостно было отдавать ему все свои помыслы. Юная мать не знала иных поцелуев и ласк, кроме прикосновения его розовых губок и крохотных ручонок, пробегавших по ней, словно лапки весёлых мышат. Не читала она книг, а читала взоры его милых, ясных глазок, отражавших в себе лазурь небес, не слушала иной музыки, кроме его ребячьих криков, звучавших для неё ангельским пением. Вечно ласкала она и миловала своё дитя, целовала его с утра до вечера и, говорят, даже вставала по ночам, чтобы пожирать его неуёмными поцелуями, превращалась с ним порою сама в малое дитя, воспитывала его по всем правилам прекрасной религии материнства – словом, вела себя как самая лучшая и счастливейшая мать на свете, не в обиду будь сказано Пресвятой Деве Марии, коей не требовалось особых усилий для того, чтобы хорошо воспитать нашего Спасителя, поскольку Он был Богом.