Я перестал болтать ногой. Уж кто-кто, а архивариус меня не пугал.
– Толкай правую руку, – распорядился Оливье у самого уха и надавил на плечо.
Сначала, сквозь липкую завесу, упираясь и пружиня, прошёл палец. Проталкивая его, я так взмок, что уже готов был отказаться от нашей затеи и поселиться в Междумирье. А что тихо, спокойно! Когда следом за пальцем всё-таки протиснулась ладонь, я уже шипел от усталости. А дальше, сколько мы не пёрли, как не напрягали остатки сил, рука не лезла, словно путь преграждала невидимая стена.
– Ладно. Так сойдет, – сдался дядя.
– А дальше? – вздохнул я.
– Больше! Приманка должна приманивать, чтобы оттуда кто-нибудь потянул.
– Кажется из Фейри Хауса это выглядит довольно странно, – задумчиво протянул Мровкуб.
Оливье усмехнулся.
– Клянусь хребтом моллюска! Его рука, – кивнул он в мою сторону. – Торчит посреди поляны из воздуха.
– Тогда, – заметил архивариус. – Как говорят в гильдии Иллюзий: «Только блёклый хватает то, от чего потом не сможет избавиться!». Вряд ли кто к ней прикоснётся…
– Если только укусит, – закивал голем.
Я вздрогнул.
– Как-то по-другому нельзя? – заволновался я.
– Можно! – зловеще проговорил Оливье. – Вытащим туда и другую часть тела.
Я замотал головой.
– Тогда веди себя, как наживка! Помалкивай и привлекай внимание. Маленькие феи умом не блещут, постараешься, даже твоими грязными пальцами заинтересуются.
– Вернее верного, в Императорском университете исследований говорят: «Младая фея ничем не отличается от взрослого орка, только цветом кожи и большущей кучей нерастраченной магической энергии».
– Слышал? – рявкнул дядя. – Шевели щупальцами!
Я заработал пальцами, плавно сжимая и разжимая кулак.
Одна за другой феи выбрались из укрытий и, сжавшись трепещущим клубком из сотен прозрачных крылышек, затараторили что-то голосами-колокольчиками. Позабытые одуванчики обиженно опустили пушистые головы. Осмелев, феи порхали вокруг, а самые смелые кружили вокруг пальцев, заливисто дребезжа. Наконец вволю наигравшись, самая дерзкая опустилась на указательный палец. За ней, толкаясь и, отчаянно трынькая, бросились остальные.