– Ты оставайся, гниль подкильная! – отрезал дядя. – А я лучше отбуду.

Он подтолкнул меня к норе.

– Лезь!

– Но, Отдельный мир, – засомневался я.

– Лезь, фей очнется и закроет горшок…

– Вы не можете быть так уверены! – возразил голем.

– В тридцати мирах вообще ни в чём нельзя быть уверенным. Лезь!

Я подчинился. Опустился на четвереньки и заглянул в дыру.

– Не надо! Закон нарушать нельзя, – посуровел голем.

Я не ответил. Вздохнул и протиснулся в нору. Желание жить – сильнее любых правил. А страх перед тёмными ямами можно и преодолеть. Тем более, это единственный путь из мира фей.

Влажная земля скользила. Руки разъезжались, и я всё время хватался за корни и стенки норы. Не видно было не зги, поэтому полз на ощупь, то и дело стукаясь головой об потолок. Слава источнику, корячиться пришлось недолго, я долез до дна. А когда глаза привыкли к темноте передо мной предстал увесистый медный горшок с ручками и крышкой, запертый навесным замком. Как, спрашивается, его открывать? Сбоку растопырились три сундука. Большой, поменьше, ещё меньше и самый маленький. Видать феины сокровища. Бесценные, ценные и всякое барахло.

Я подполз к самому большому, с неплотно закрытой крышкой, и заглянул внутрь.

– Лазить в чужих вещах – преступление, – напомнил о себе голем.

– Преступление болтать без умолку, – парировал я.

– Наставление – не преступление! – не унимался Евлампий.

– В рифму, – фыркнул я. – Никак от Душегуба стихоплётством заразился!

Голем заскрипел камнями, но достойного ответа так и не придумал.

В сундуке скрывался потёртый футляр с выдавленной монограммой: нож, продетый между зубцов вилки и опоясанный витыми буквами «Еда для наслаждения».

– Это чудо! – воскликнул голем, забыв о нравоучениях.

Я бы не согласился, но надпись интриговала. Под футляром на чёрном бархате в креплениях покоились ложки. Под крышкой крепились вилки и ножи. Комплект насчитывал тридцать приборов, без одной ложки.