Тропинки не было. Разросшиеся, не тронутые рукой человека кусты заполонили все вокруг. В пологе ветвей не виднелось ни одной прорехи, и оттого лунный свет не проникал в чащу. Исайя и Самуэль пробирались сквозь дебри, ломая ветки и наступая на червей и камни. Несмотря на усталость, они старались идти быстро. А услышав змеиное шипение, еще ускоряли шаг. Хоть бы сова заухала — так бы они примерно поняли, в ту ли сторону идут.

Казалось, они несколько часов пробирались сквозь чащобу: ломали ветки, падали и перелезали, пока наконец не вышли на поляну. Земля под ногами была мягкая и влажная, в воздухе густо пахло хвоей. Где-то выли звери, над ухом звенели комары, ухала сова и шелестели на ветерке листья. Снова показалось ночное небо, и Исайе с Самуэлем удалось разобрать в полутьме смутные силуэты друг друга. Этого им вполне хватило. Черный, как сама ночь, и темно-лиловый, они разглядывали друг друга в неясном свете луны и звезд. Дыхание у обоих сбилось, грудные клетки тяжело вздымались. Слишком измотанные, напуганные и голодные, чтобы улыбаться, они все же чувствовали, как ползут вверх уголки губ.

— Как думаешь, далеко мы ушли? — выдохнул Исайя.

— Не знаю, да только мне бы передохнуть. Хоть минутку.

Самуэль растянулся под стволом могучего платана, густо поросшего мхом.

— Говорят, мох по северной стороне стелется, — мягко сказал он.

— Стало быть, нам туда нужно, — Исайя указал на противоположный край поляны.

Самуэль не ответил. Только вдыхал полной грудью и медленно выдыхал. Пожалуй, слишком медленно. Дыхание его сбивалось. Исайя подошел к дереву и склонился над ним.

— С тобой все в порядке?

Самуэль, сдавленно дыша, улыбнулся.

— Да, кажись. Умаялся просто. Пить хочется. И есть тоже.

Исайя порыскал в темноте в поисках чего-нибудь съедобного. Ни цикория, ни рогоза, ни клевера поблизости не росло. Зато удалось отыскать кипрей — тот ярко пестрел в темноте. Нарвав его, Исайя поскорее вернулся к платану.

— Больше ничего пока не нашел, но вот погоди, рассветет, тогда уж…

Самуэль скорчился на земле.

— Сэм!

Исайя опустился рядом с ним на колени. Тот напряженно морщился, щурился. На щеке его лежала полоса лунного света.

— Не по себе мне что-то, — сказал он и, ухватившись за Исайю, попытался встать. Но тут же вновь съехал вниз по стволу и рухнул на корни, подставив руку, чтобы смягчить падение. — Что-то не так. — Он принялся растирать грудь и предплечья. — Нехорошо себя чувствую.

— Нешто заболел? — Исайя потянулся к его груди. От Самуэля так и шпарило жаром.

— Нет! — выкрикнул тот, вскочил на ноги и привалился к дереву. — Не трогай там. Не хочу тебе больно сделать.