Лилли рассмеялась.
Когда горничная взяла у него телеграмму, ее любопытство — или, судя по выражению лица, ее ужас, — одержало над ней верх. Она раскрыла телеграмму.
Лилли как бы невзначай взглянула через ее плечо и прочла.
Ваша стипендия скоро будет перераспределена. вы можете подтвердить совету попечителей свое возвращение?
Смяв телеграмму в кулаке, служанка выбежала из зала, все еще держа в руке бутылку портвейна.
Грант проводил ее глазами.
Лилли подождала, чтобы он снова повернулся к ней.
— Крошечное воспоминание моего детства, мистер Грант. Как-то, будучи еще девочкой, я стояла возле верфи моего отца в Новом Орлеане и смотрела, как акула плавает кругами вокруг раненой рыбы, выброшенной обратно в море. И я помню, мистер Грант, что мне хотелось прыгнуть с верфи, чтобы спасти несчастную рыбку, какой бы мелкой она ни была.
Какое-то время они оба молчали, даже не шевелясь.
— Интересно, — наконец заметил он, — что полиция до сих пор не обнаружила вашей связи с Ароном Берковичем.
Пульс Лилли замер до тишайшего трепетания.
Грант знал. Она видела в его глазах вызов. Триумф. Лилли не могла дышать.
— Мистер Грант, я понятия не имею, о чем вы.
— Да что вы, мисс Бартелеми? Мой друг в Нью-Йорке, который работает юристом в
Глава 44
Глава 44
Лилли наблюдала, как Эмили улыбается Джону Кэботу из-под ресниц — прелестно заиндевевших в этот туманный день конца зимы. Под копытами коней похрустывал медово-коричневый настил Оленьего парка Билтмора.
Но в лице Джона Кэбота было меньше теплоты, чем в фигурках Санта-Клаусов, что стояли на каминных полках в банкетном зале. Лилли подъехала поближе к подруге.