Только потому, что так предписывали хорошие манеры, Лилли Бартелеми, подняв руку в перчатке, помахала хозяину дома и человеку, которого она хотела бы любить в каком-нибудь далеком мире, где происхождение, богатство и место в обществе не имеют никакого значения.

А потом, поскольку Лилли Бартелеми никогда не оборачивалась назад, она подняла голову и повернулась в сторону закрытого сада и гор, встающих за ним. И постаралась дышать ровно, невзирая на железные клещи, сжимающие ее сердце.

Глава 59

Глава 59

Керри дернула поводья Мальволио, но мул все равно уже остановился. У него была манера останавливаться в лучах солнечного света, среди кустов кизила или багрянника, обрамляющих его тощее серое туловище, и оборачиваться через плечо, как кинозвезда, улыбающаяся в камеру. Теперь он решил встать на склоне холма, по дороге к Билтмору, возле статуи Дианы, как будто они с богиней были парой.

Керри слезла с него.

— Лучше бы на нем ехал кто-то из вас.

Джарси помотал головой.

— Это же тебя чуть не убили.

— Адские муки, — объявила Рема, быстро приобнимая Керри за плечи. — Вот что тебе пришлось вынести.

— Да я в порядке. Правда.

Хотя если честно, то нет. Все ее тело было покрыто синяками и болело. Но это было не самое худшее. Ей и раньше приходилось видеть смерть, но не такую. И не в таких количествах, если еще вспомнить про Арона Берковича, верящего в победу добра над злом.

Смерть отца только сейчас начала ощущаться в ней настоящей потерей. Скорбь по тихим, трезвым дням, наполненным смехом и игрой на скрипке из ее детства, тоска по измученному, физически разбитому, но наконец обретшему себя человеку в его последние дни.

Она горевала и по тому, каким он мог бы быть, по семье, которая могла бы у них сложиться, по покою, в котором они могли бы прожить все это время вместо хаоса, охватившего их.

И тяжесть этого горя только усугублялась от потери земли, которую семья ее отца возделывала во многих поколениях.

— Все это… — сказала Керри Реме, наклонившись к ней. — Папин гроб засыпали землей, а он только что подписал сделку, не сказав никому ни слова… Это как будто они похоронили всю семью. Нашу гордость.

Рема помотала головой.

— Никто не может похоронить твою гордость, кроме тебя самой. Ты — главное, сама помни об этом. Как по мне, они провели сделку очень достойно.

— Да. И извинялись, что в такое время.

— И денег дали больше, чем сговорились с твоим отцом.