Поведение всадника подсказало Платонову, что враг уверен в своих силах, красноармейцам предстоит нелегкое испытание.

– К бою! – крикнул он.

И почти тотчас же захлопали беспорядочные выстрелы. Там и здесь стали вспыхивать фонтанчики пыли, басмачи прижимали красноармейцев к земле.

– Огонь! – скомандовал Платонов. Красноармейцы дали залп, – вражеский пыл несколько поубавился, но стрельба продолжалась. Вскоре стало ясно, что силы сторон примерно равные, и перестрелка может затянуться.

Солнце скрылось за горизонтом, на Каракумы накатывалась темная душная ночь.

– Лазаренко, ко мне! – позвал командир.

Платонов, да и все бойцы понимали, что положение, в котором они оказались, было более чем серьезное. Нужно было срочно принимать какое-то решение.

– Вот что, – сказал Семен подползшему бойцу, – нужно во что быто ни стало пробиться к соседнему колодцу. Сообщи ситуацию, попроси помощи.

– Есть пробиться к соседнему колодцу!

Но выполнить приказ командира боец Лазаренко не смог, – его настигла басмаческая пуля в тот самый момент, когда он прыгнул в седло. Вторым, кого послал на это задание Платонов, был Чары Мерген. Но он не смог сделать даже того, что удалось Лазаренко, остался лежать на склоне холма еще по пути к лошади.

Третьему бойцу дать поручение Платонов не смог, – в десяти шагах слева от себя он вдруг заметил огромную, как хороший куст перекати-поля, папаху, вскинул винтовку, но нажать на спусковой крючок не успел… Грохнул выстрел. Семен почувствовал в плече обжигающую боль.

Усыпанное крупными звездами небо мелькнуло перед его затуманенным взором раз, второй раз…

Потом наступила тишина. Хотя и не абсолютная. Он слышал хлопки выстрелов, конское ржание, какой-то храп и гортанные выкрики, но они были какие-то не реальные, казалось, бой идет где-то далеко-далеко Открыв глаза, он увидел над собою склонившегося Хайрулина. Боец что-то говорил, но Платонов звука его голоса не слышал совершенно. Хайрулин тащил его куда-то в сторону, потом укрывал ветками тамариска и жесткими метелками селина…

Очнулся Семен Платонов на дне неглубокой ямы, сквозь ветки, которыми он был тщательно укрыт, ярко светило солнце. Солнце-то его больше всего и удивило: последнее, что он помнил, были звезды, ночь. А тут вокруг – солнце…

Превозмогая боль в плече, он кое-как разбросал ветки, выбрался из ямы. Тишина и зной точно такие же, как вчера и позавчера, висели над степью. И коршун описывал высоко в поднебесье широкие, хищные круги.

В кобуре Платонов нащупал наган. Это его тоже нимало удивило. Судя по всему, отряд красноармейцев был разбит, а басмачи, прихватив коней, кое-что из амуниции и оружие, срочно убрались. Не зря говорят, что вор труслив, как шакал.