– Кто ты? Откуда?

– Пить, – с трудом вымолвил Семен, чувствуя, как силы покидают его. – Я ранен…

Человек с ружьем огляделся, обошел опустившегося на песок Платонова и, поняв, что тот один и никакой опасности не представляет, несколько успокоился. Он присел рядом, обулся как следует в чокаи, в которые он, видимо, второпях сунул ноги кое-как.

– Пить, – повторил просьбу Платонов.

– Вставай! Не прикидывайся, – толкнул его в бок прикладом коренастый. – Какого черта шляешься по чужим степям?.. Что, на родине тесно?

Грубый окрик прояснил сознание Платонова. Он понял, что сам пришел к своей смерти. Теперь он ожидал всего от этого коренастого: грубости, даже смерти. Коренастый был так жесток и груб, что от него можно ожидать что угодно.

Спас Платонова тихий женский голос.

– Сынок, бедняга просит воды. Дай ему напиться!

Коренастый обернулся, – внизу у бархана стояла та самая женщина, которую Семен увидел первой в поселке.

– Напои его, – продолжала женщина. – Говорят же, что у пришедшего к человеку джейрана за душою нет ничего, кроме ясных глаз.

– Это не джейран, мать. Это волк-подранок.

– Кто бы он ни был, ему надо помочь. Не будь бессердечным, сынок. Он – гость. А гость в доме выше отца. Такой старый туркменский обычай. Твой старший брат Оразклыч погиб в перестрелке: он защищал гостя. Жаль, ты был мал тогда и не помнишь Оразклыча…

Семен как во сне видел: коренастый спустился с бархана, стал что-то говорить матери, беззвучно шевеля губами, отдал ей ружье и вновь двинулся вверх, к Платонову…

* * *

Очнулся Семен в совершенно темном, сыром помещении. Пахло кизяком и гнилью. Видимо, здесь раньше содержали овец и коз. Лежал Платонов на кошме, под которой шуршала сухая трава. Где он? Что с ним?

Он вспомнил бой, яму, в которой очнулся, потом стервятников в мутном, знойном небе…

У него за спиной скрипнула дверь, в помещение пробился слабый луч света. Платонов обернулся: женщина, которую он встретил утром в незнакомом поселке, подошла к нему, наклонилась. Под мышкой у нее миска с выщербленным краем.

Осторожно приподняв голову раненого, женщина подложила ему подушку, смазала рану какой-то с резким запахом мазью и ушла, не проронив ни слова. Мазь оказалась целебной: боль мало-помалу стала затихать. Семена прошиб пот, и он незаметно уснул.

Проснувшись, увидел в полуоткрытой двери коренастого человека, который сидел, скрестив ноги по-восточному. Коренастый, поплевывая на ладони, вил веревку. Одет он был в красный халат и белую миткалевую рубашку с разрезами на плечах. Красовавшаяся на его голове тюбетейка напоминала лоскут ковра.