То, что Джумаклыч не понял его, он отнес к своему незнанию языка. Владей Семен туркменским в совершенстве, он объяснил бы, в какое болото тянут бедный люд баи и муллы.

Он вспоминал, как говорил ему отец: “Учи туркменский, Сема. Помни, сколько языков знает человек, столько раз он и человек». Семен бывал с отцом на дальних чабанских стойбищах в Каракумах, подолгу жил там, но языку так и не обучился. Слов знал много, говорил отдельные фразы, почти все понимал, но сам говорить не мог. Сейчас он об этом очень и очень пожалел. Может быть впервые в жизни.

Трудно сказать, как долго после ухода Джумаклыча лежал в полной темноте Семён. Может, час, а может, два. Он стал уже было засыпать, когда где-то совсем близко, кажется, за спиной, услышал странное пыхтение, похожее на тяжелое, злое дыхание. Почему-то обожгла страшная мысль: “Джумаклыч решил-таки свести счеты… Неужели конец?». Сердце Платонова застучало чаще, гулкие удары его отдавались болезненными точками в висках.

Он обернулся в ту сторону, откуда слышался сап и непонятное пыхтение. В стене Платонов увидел дыру, через которую проникали яркие лучи утреннего солнца. Как он понял, дыра эта существовала и раньше, но была заткнута пучком травы. Сейчас же эту траву съела какая-то корова. А может быть, и верблюд. Во всяком случае, в каморке стало совсем светло. Неподалеку видны были беспорядочно построенные убогие домишки, несколько задумчиво пережевывающих жвачку верблюдов.

Целый день Платонов наблюдал за жизнью поселка. Под вечер на видневшемся вдали бархане стали собираться всадники. Они о чем-то спорили, были очень возбуждены, и Семен пожалел, что не слышит их голосов. Он насчитал не менее тридцати верховых, вооруженных ружьями и клинками. Они имели весьма грозный и решительный вид.

Главным предводителем, как понял Платонов, был тот, что гарцевал на горячем ахалтекинце гнедой масти. В конце концов он взмахнул, “за мною, мол», пришпорил коня и поскакал в степь. Остальные, построившись в колонну по два, последовали за ним.

Поселок опустел и притих.

* * *

Возвратились всадники лишь на следующее утро. Вначале в селении появились два жеребенка, они сопровождали маток в ночном походе и теперь, как охотничьи собаки, бежали впереди отряда. Увидев жеребят, за околицу селения горохом сыпанула детвора, – встречать отцов и старших братьев. Засуетились у очагов женщины, селение в считанные минуты преобразилось, ожило вдруг, повеселело. В каморку Платонова проник приятный запах жареного мяса.

Вчерашняя ватага проехала в нескольких шагах от Платонова. Вспотевшие лошади устало пофыркивали, всадники перебрасывались малозначительными фразами.