– Конечно же, я не крала чайную ложку. Я сумасшедшая, но не глупая. И не клептоманка. Но теперь ты не так переживаешь из-за мамы. Что она сказала?

Надеюсь, что мои шуточки помогут ему расслабиться, но в улыбке Колтона нет счастья. Нет, это холодный профессиональный оскал, с которым он выглядит так, будто кто-то сказал: «Скажи “сыр”, или пацан схлопочет».

– Она пригласила тебя на чай, но я не уверен, что тебе следует идти.

Я моргаю.

– Ладно, чай звучит не так плохо. Кроме самого чая, который отвратителен на вкус. Но я могу посидеть с ней немного, как вчера.

Может, Ба и Лиззи тоже смогут прийти?

Он облизывает губы, и я чувствую нерешительность.

– Я что-то упускаю, да?

– Она пригласила тебя на чай со своими подругами. Скорее всего, она хочет выставить тебя моей американской подружкой. Это миссия «разделяй и властвуй», скорее всего, по указанию отца, и они намерены победить… нас.

– Вот дерьмо. Это плохо.

– Ты не поняла самое худшее. Я могу справиться с отцом, но ты должна пить чай с… как там говорят американцы? Ах, дамами из высшего общества. Единственная забота маминых подруг – это их положение, сплетни про других и внешность. Я добьюсь лучшего результата в этой сделке и буду работать один целый день.

Я в такой жопе. И что самое худшее – мне придется выпить еще одну чашку грязной воды.

– Вы слышали о новой квартире, которую он снимает? – говорит женщина с неодобрительным хмурым взглядом, делая глоток чая. – Она совершенно чудовищна! И находится в… как сказать… многообещающей части города.

То, как она говорит «многообещающая», звучит так, будто она слишком вежлива, чтобы сказать «гетто». Или будто она не переносит это слово на вкус.

– Бог ты мой! – шепчет женщина слева от меня. Я уже забыла ее имя, будучи чересчур пораженной абсолютной неподвижностью ее лба. Интересно, сколько инъекций ботокса нужно для этого, потому что ей уже явно около семидесяти, и она совершенно не выражает эмоций. – И поделом ему после того, как он разозлился на Патрис. Бедняжка.

Ее губы, кажется, не способны улыбаться или изгибаться, но я по-прежнему чувствую, что она не испытывает особого сочувствия к Патрис, кем бы та ни была.

Дамы, собравшиеся за столом, согласно гудят, и я пытаюсь не подавиться глотком чая. Последние полчаса я чудом держусь вежливо, слабо улыбаясь, когда слушаю обмен сплетнями про взлеты и падения на социальной лестнице.